Наталия Николаевна Пушкина (Наталия Гончарова) — это одна из немногих русских женщин, поступки которой обсуждались не только при ее жизни, но и через века после смерти. Ее образ был воспет величайшим из русских поэтов, и в то же время в глазах многих она была и остается причиной гибели своего гениального супруга.

Семья

Будущая жена Александра Пушкина была дочерью Его предки были купцами, которым при высочайшим указом пожаловали дворянство. Будучи единственным сыном своих родителей, отец Натальи получил прекрасное образование, в 1804 году был зачислен в а через некоторое время, получив чин коллежского асессора, занял должность секретаря московского губернатора.

Его супруга — Наталья Ивановна, урожденная Загряжская, была фрейлиной при императорском дворе. От их брака родилось семеро детей. Наталия Гончарова - пятый ребенок в семье.

Детство и юность

Первые годы жизни Наталия Гончарова провела в деревне: сначала в селе Кариан Тамбовской губернии, затем в поместьях Ярополец и Полотняный Завод. Затем семья переехала в столицу.

Наталия Гончарова, как и ее братья и сестры, получила прекрасное домашнее образование. Детям преподавали русскую и мировую историю, географию, русский и французский языки и литературу. В то же время Наталия, которая была самой младшей из сестер Гончаровых, отличалась исключительной красотой. По воспоминаниям современников, ее сестры также были достаточно привлекательны, но у всех трех был огромный по тем временам недостаток — девушки были бесприданницами, так как их дед растранжирил все семейное состояние вместе со своей любовницей-француженкой и оставил сыну только долги.

Сватовство

Александр Пушкин и Наталия Николаевна Гончарова встретились в Москве, в конце 1828 года, на балу, который давал танцмейстер Йогель. Красота и изящество девушки произвели на поэта неизгладимое впечатление. Через 4 месяца влюбленный Пушкин попросил ее руки у родителей, выбрав в качестве посредника Федора Толстого-"Американца".

Гончарова-старшая ему не отказала, но и не дала согласия на этот брак, мотивируя свое решение тем, что дочь еще слишком молода, чтобы обзаводиться семьей. На самом же деле она, скорее всего, мечтала о более блестящей партии для Натальи, а также не хотела вступать в родство с вольнодумцем, который не пользовался расположением двора.

Пушкин был сильно огорчен и с тяжелым сердцем отбыл в действующую армию на Кавказ. Вернувшись в Москву в сентябре, он поспешил к Гончаровым, где его ждал холодный прием. Вероятно, за время отсутствия поэта потенциальная теща выяснила истинное состояние его финансов и узнала о пагубном пристрастии жениха к картам. Кроме того, Наталья Ивановна Гончарова была набожна и обожала покойного императора, поэтому резко прерывала Пушкина, пытавшегося критиковать политику Александра Первого или подшутить над теми, кто проявлял показное благочестие. Казалось, что поэту так и не удастся добиться расположения семьи девушки, пленившей его сердце, и он не сможет никогда назвать ее своей женой.

История любви Натальи Гончаровой и Пушкина

Весной 1830 года Александр Сергеевич находился в Санкт-Петербурге. Через общих знакомых он узнал, что Гончаровы готовы согласиться на его брак с их дочерью. Он поспешил в Москву и снова сделал предложение, которое было принято. Причем близкие друзья семьи впоследствии отмечали, что решающую роль в этом вопросе сыграла сама Наталия Гончарова, которая на тот момент уже была серьезно увлечена поэтом.

Так как Пушкин состоял под негласным надзором, он был обязан информировать о своих поступках лично императора Николая Первого. В ответ на письмо о желании вступить в брак монарх через Бенкендорфа передал свое «благосклонное удовлетворение», но сообщил, что намерен и впредь наставлять поэта советами.

Помолвка

Жених вместе с невестой, а также будущей тещей отправился в имение Полотняный Завод, чтобы представиться главе семейства. Через несколько дней после знакомства с тестем состоялась помолвка Пушкина и Гончаровой, однако свадьбу пришлось отсрочить из-за переговоров о приданом.

Теща беспрестанно конфликтовала с зятем, поэтому многие знакомые думали, что эта свадьба никогда не состоится, тем более что смерть дяди поэта — Василия Львовича — не давала возможности обвенчать молодых до окончания траура.

Поэт был вынужден уехать в Болдино и задержался там из-за эпидемии холеры. Перед поездкой он снова поссорился с мадам Гончаровой и позже написал ей письмо, в котором сообщал, что ее дочь может считать себя совершенно свободной, хотя он сам никогда не женится ни на какой другой женщине. В ответ невеста уверила его в своей любви, что успокоило Пушкина.

После долгих хлопот о приданном 18 февраля 1831 года молодых обвенчали в храме Большого Вознесения, который находился у

Короткое счастье

Впоследствии многие сомневались, любила ли Наталия Гончарова Пушкина. Однако сам поэт после свадьбы писал друзьям о том, что бесконечно счастлив.

Сначала молодожены поселились в Москве, но затем переехали в Царское Село, так как Александр Сергеевич стремился оградить свою жену от влияния тещи.

Планам поэта вести уединенную жизнь вдали от света помешал приезд туда же императора, решившего увезти домочадцев и двор подальше от столиц, в которых свирепствовала холера.

Во время одной из прогулок по Царскосельскому парку супруги Пушкины случайно встретили Николая Первого с женой. Императрица выразила надежду, что поэт и Наталья Николаевна станут частыми гостями во дворце, и назначила день, когда молодая женщина должна была нанести ей визит.

В Петербурге

По возвращении в столицу Наталья Николаевна Пушкина, судьба которой на тот момент никому не внушала беспокойства, была благосклонно встречена в высшем свете. При этом многие отмечали ее холодность и сдержанность, которые приписывались природной застенчивости молодой женщины.

19 мая 1832 года в семье Пушкиных родился первенец — дочь Мария, а через год Наталья Николаевна подарила супругу сына Александра.

Жизнь в столице требовала больших расходов, и увеличившаяся семья постоянно находилась в стесненном положении. Кроме того, Пушкин любил азартные игры и часто проигрывал за карточным столом свое жалование, которого и так еле хватало на оплату квартиры.

Положение несколько улучшилось, когда к Наталье переехали старшие незамужние сестры. Они оплачивали часть стоимости аренды квартиры из собственных средств. В частности, Екатерина Гончарова поступила на должность фрейлины к императрице и получала неплохое жалование.

Знакомство с Дантесом

Назначение Пушкина на должность камер-юнкера, которое поэт счел оскорблением, но вынужден был принять, предполагало присутствие его и супруги на всех светских мероприятиях, проходивших во дворце. На одном из таких раутов и произошла роковая встреча, о которой упоминает любая биография Натальи Гончаровой, написанная как ее современниками, так и много лет спустя.

Итак, в 1835 году супруга А. С. Пушкина познакомилась с приемным сыном голландского посланника в России — кавалергардом Жоржем Дантесом. По свидетельству современников, до встречи с этим красавцем-офицером в свете никогда не ходило сплетен о каких-либо связях, порочащих Наталью Николаевну, хотя все знали, что к ней неравнодушен сам Николай Первый.

Не скрывал, что влюблен в Гончарову, и не стеснялся рассказывать своим друзьям о том, что надеется со временем завоевать ее сердце. Он даже уговорил их общую знакомую Идалию Полетику пригласить Наталью Николаевну к себе домой и отлучиться под благовидным предлогом, с тем чтобы, оставшись наедине с возлюбленной, он смог добиться ее благосклонности. По мнению исследователей, такое свидание состоялось и стало одной из причин, побудивших Пушкина послать вызов смазливому французу.

Дуэль и смерть первого супруга

Осенью 1836 года о связи Натальи Николаевны и Дантеса судачил уже весь Петербург, а 4 ноября Пушкин и его друзья получили анонимный пасквиль, в котором поэту присуждали диплом рогоносца. Ревнивый супруг впал в бешенство и послал вызов Дантесу. Тот дежурил в казармах, и дома находился только Геккерн-старший. Он принял вызов за сына, но попросил отсрочку.

Узнав о намерении Пушкина защитить свою честь, француз посватался к Екатерине Гончаровой. Счастливая девушка, давно влюбленная в красавца-офицера, не только дала свое согласие, но и вместе с Натальей Николаевной и другими родственниками стала убеждать поэта в том, что Дантес встречался с Гончаровыми для того, чтобы быть ближе к ней.

Пушкин не мог стреляться с женихом свояченицы, поэтому отозвал вызов. Однако после свадьбы Дантеса и Екатерины слухи о его романе с младшей Гончаровой не прекратились.

23 января на балу француз проявил бестактность в отношении к Пушкиной. Так как незадолго до этого Александр Сергеевич обещал царю больше не вызывать на дуэль Дантеса, он написал резкое письмо Геккерну. Тот был вынужден ответить на него вызовом, но драться с Пушкиным он не мог из-за своего дипломатического статуса, поэтому его заменил приемный сын.

Уже ничто не могло предотвратить трагедию, и 27 января на Черной речке сошлись в смертельном поединке великий поэт и его обидчик. В результате выстрела Дантеса Пушкин был ранен и умер спустя два дня.

Вдовство

Император позаботился о Он выделил средства на оплату его долгов, назначил пенсию вдове и дочерям, а сыновей записал в пажи с выделением им содержания до момента, когда они начнут получать жалование.

Наталья Николаевна не имела причин оставаться в Петербурге и уехала с детьми в Полотняный Завод. Вернувшись в столицу, она вела тихую жизнь примерной и заботливой матери и стала появляться при дворе лишь через 6 лет после смерти супруга.

Второй брак

Зимой 1844 года вдова Пушкина познакомилась с другом своего брата генерал-майором Петром Ланским, который всю жизнь отдал служению родине и к 45 годам не был ни разу женат. Через несколько месяцев он сделал предложение, и вскоре Наталия Николаевна Пушкина-Ланская-Гончарова стала полноправной хозяйкой в его доме.

В этом браке она родила еще трех дочерей и была счастлива, хотя отмечала, что в ее отношениях со вторым мужем отсутствует страсть, которую заменяет «чувство с оттенком любви».

Наталья Гончарова-Пушкина-Ланская скончалась в 1863 году в возрасте 51 года. Ее похоронили в Александро-Невской лавре, а через 14 лет рядом с ней нашел свое последнее пристанище и второй супруг. Могила не привлекает внимание тех, кто плохо знает биографию этой женщины, так как на надгробии указана только одна фамилия — Ланская.

Теперь вам известна полная событиями биография главной музы величайшего русского поэта. Судя по воспоминаниям современников, портреты Н. Н. Гончаровой-Пушкиной-Ланской дают лишь отдаленное представление о ее совершенной красоте. Однако она не принесла ей счастья.

Чем больше вникаешь в жизнь А.С.Пушкина, тем больше появляется загадок, на которые пока нет отгадок. Я давно задавался вопросом: почему после дуэли Пушкина с Дантесом две родные сестры, Наталья Пушкина и Екатерина Гончарова, стали чужими?

Известно, что Дантес безумно любил Наталью, А Екатерина безумно любила Дантеса. Известно также, что после первого вызова Пушкиным на дуэль Геккерена, Дантес заявил, что женится на Екатерине, и что она ему давно нравится. Почему он решился на такой шаг – жениться на женщине старше его на четыре года и, конечно же, далеко не такой красавице, какой была Наталья?
Одно можно уверенно сказать: сделал он это не из-за боязни дуэли, как это предполагали и даже утверждали некоторые пушкинисты. Дантес трусом не был, что подтверждают многие факты из его биографии и поведение его перед дуэлью. Конечно, дуэль означала крах его карьеры и не сулила ничего хорошего его приемному отцу Голландскому посланнику Геккерену, который мог лишиться своего поста и быть выдворенным из России. Такая перспектива их не радовала и, чтобы избежать дуэли Дантес объявил о женитьбе на сестре Натальи Екатерине. Этим он пытался доказать Пушкину, что его ревность ничем не обоснована, и что он давно решил жениться на Екатерине, и что раньше он не сделал этого только потому, что не получал согласие отца. Теперь он это согласие получил и все препятствия отпали.

И вот здесь начинается трудное примирение Дантеса с Пушкиным. Вызов на дуэль Дантеса Пушкиным уже отправлен, «процесс пошел» и остановить его было уже трудно.

Дантес заявил, что он намерен жениться на Екатерине, но только после того, как Пушкин возьмет свой вызов обратно, и этот вызов должен остаться в тайне. Иначе в общественном мнении Дантес может оказаться просто трусом, изъявившем желание жениться на сестре Натальи, чтобы избежать дуэли.
Дантес и его приемный отец хотели только одного, чтобы инициатива замирения исходила от Пушкина. Он должен был послать им письмо с отказом от вызова.

Пушкин соглашался написать письмо с отказом от вызова, но в этом отказе было упомянуто о сватовстве Дантеса к Екатерине, как о мотиве отказа. Такая трактовка письма, конечно же, была неприемлема для Дантеса. Получалось, что Пушкин берет вызов на дуэль назад, потому что Дантес женится на сестре Натальи, а значит, женится, чтобы избежать дуэли. В итоге получается, что Дантес трус.

Что бы о нем не говорили, но Дантес трусом не был. Он писал тогда своему секунданту и всем, кто старался уладить это дело: «... вот мои соображения, и я думаю, что господин Пушкин их поймет. «Жениться или драться». Так как честь моя запрещает мне принимать условия, то эта фраза ставила бы меня в печальную необходимость принять последнее решение. Я еще бы настаивал на нем, чтобы доказать, что такой мотив брака не может найти места в письме, так как я уже предназначил себе сделать это предложение после дуэли, если только судьба будет ко мне благоприятна. Необходимо, следовательно, определенно констатировать, что я сделаю предложение м-ль Екатерине не из соображений сатисфакции или уложения дела, а только потому, что она мне нравится, что таково мое желание и что это решение единственно моей волей».
На другой день он сказал Сологубу, секунданту Пушкина: «Вы не хотите понять, что я женюсь на Екатерине. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу, чтобы получилось впечатление, будто я женюсь во избежание дуэли».

Дантес все же настоял на своем, и Пушкин уступил. Он написал письмо, которое устраивало Дантеса и не задевало его честь. Вот это письмо:
«Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Жоржа Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов как не имевший места, узнав из толков в обществе, что г-н Ж. Геккерен решил объявить о своем намерении жениться га м-ль Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека».
Далее Пушкин устно добавил секунданту Дантеса: «Впрочем, я готов признать, что г-н Дантес действовал как честный человек».

Итак, Дантес объявляет о женитьбе на старшей сестре Натальи Екатерине. Одни говорили, что он жениться на «метле с ручкой», подчеркивая тем самым некрасивую внешность Екатерины, другие, что она «достаточно красива и достаточно хорошо воспитана». Что же толкнуло Дантеса на этот шаг? Ведь за него с удовольствием пошли бы девушки и покрасивее, и побогаче, чем Екатерина, и помоложе.

Близкий к Пушкину Н.М.Смирнов писал: «Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которую он не мог любить, трудно определить: хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую любил от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье; испугался ли он дуэли – неизвестно». Здесь можно допустить и первое, и второе, но только не третье.
Известный исследователь жизни Пушкина М.Яшин писал, что Дантес женился по требованию царя. Были мнения, что он женился, потому что Екатерина была уже беременна от него. Все это не так. Документально подтверждено, что Екатерина не была беременна. Царь не требовал.

Я думаю, что Дантеса на этот шаг толкнула все же безумная любовь к Наталье. Женившись на Екатерине, у него оставалась возможность хотя бы чаще видеть предмет своей необузданной страсти. Если уж ему не суждено быть мужем той, которую так страстно любил, то Дантес был уже согласен и на роль шурина, родственника Натальи. Может быть, в Екатерине он видел какие-то схожие с Натальей черты, наклонности, привычки и т.д. (родная сестра все же) и полюбил ее за это. Благодаря Наталье, в его сердце, может быть, вспыхнул и к Екатерине маленький огонек любви. По крайней мере, письма Дантеса к Екатерине не говорят о том, что он был к ней равнодушен:
«Сердце мое полно нежности и ласки к вам, милая Катенька, и хочу вам повторять об этом сам с той искренностью, которая свойственна моему характеру и которую вы всегда во мне встретите… Весь ваш, моя возлюбленная».
Вот отрывок еще из одного письма:
«Безоблачно наше будущее, отгоняйте всякую боязнь, а главное не сомневайтесь во мне никогда; все равно, кем бы ни были окружены, я вижу и буду видеть только вас; я – ваш, Катенька, вы можете положиться на меня, и, если вы не верите словам моим, поведение мое докажет вам это».

Если и были у Дантеса надежды на родственные отношения с семьей Пушкина, а значит и на «свободный доступ к Наталье» после женитьбы на Екатерине, то эти надежды сразу же после свадьбы рухнули. Пушкин категорически не желал иметь никаких отношений между его домом и господином Дантесом. Дантес приезжал к нему со свадебным визитом, но Пушкин его не принял. Вслед за визитом, Дантес посылает Пушкину одно за другим два письма, но поэт вернул их нераспечатанными.

Да, Пушкин решительно не хотел иметь никаких связей с Дантесом и на это имел веские основания. Он видел, что «красивая наружность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство» произвели уже действие на сердце его жены. Как бы то ни было, а Натали к Дантесу уже была не равнодушна. С.Н.Карамзина напишет в письме: «Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается». «Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом Дантеса».
Сестра Натальи Александрина позднее вспоминала, что Наталья «несомненно, была тронута этой великой страстью, зарожденной ей помимо ее воли, но она не думает, чтобы к этому примешивалось серьезное чувство».

Пушкин не поехал на свадьбу и не принял молодых к себе. Наталья была только на венчании. Кстати, царь Николай 1 безвозмездно дал Наталье пять тысяч рублей на свадебный подарок сестре Екатерине.
Какие чувства испытывала Наталья на венчании, мы не знаем, она умела их скрывать. «Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией, - писала позже Наталья своему второму мужу П.Ланскому. – Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца».

Свадьба состоялась десятого января 1837 года, и уже через полмесяца Пушкин пишет оскорбительное письмо Геккерену, что равносильно вызову снова на дуэль. Пушкин был настроен решительно и какие-либо переговоры об отмене дуэли вести с ним было бесполезно. Да и честь Дантеса и его отца в письме были так задеты, что идти на примирение с Пушкиным они уже не могли. Дуэль, к сожалению, состоялась.

Комиссия военного суда приговорила Дантеса к виселице. Мнение командира кавалергардского полка, где служил Дантес, было другим. Он просил царя лишить Дантеса всех прав российского дворянства, разжаловать в рядовые солдаты с определением в дальние гарнизоны на службу. Такое же мнение было и у вышестоящего военного начальства. Царь согласился с этим мнением с небольшой поправкой. На рапорте он так начертал: «Быть посему, но рядового Геккерна, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».

Говорят, что Пушкин не скрывал от жены, что будет драться на дуэли и спросил ее, по ком она будет плакать? «По тому, кто будет убит» - якобы ответила Наталья. Она действительно сильно переживала и плакала. Дарья Фикельмон записала тогда в своем дневнике: «Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия, в которое ее, казалось, неудержимо влекло мрачное, глубокое отчаяние».

Что было у нее на сердце, одному Богу известно. Может быть где-то в глубине души она страдала и по Дантесу. Очень тонкими намеками об этом же пишет императрица своей закадычной подруге Бобринской: «... и кто знает, не испытывает ли она рядом с угрызениями совести, помимо своей воли, и другое чувство, которое увеличивает ее страдания». Но это все догадки. Сама же Наталья умела скрывать свои чувства.

Перед отъездом за границу Екатерина, которая уже носила фамилию Дантеса, приехала проститься с родными сестрами. Она не была у Пушкиных с того момента, когда уехала в церковь на венчание. О чем было говорено на этом свидании неизвестно. По-видимому, Екатерину Николаевну в чем-то обвиняли. А.И.Тургенев свидетельствует, что Екатерина плакала. О том, что между ней и Натальей разговор был далеко не дружественный, говорит, хотя бы тот факт, что за все время пребывания Екатерины за границей, до самой ее смерти Наталья не напишет своей родной сестре ни одного письма. Как-то в письме к брату Дмитрию Екатерина спросила его, почему не пишет ей Наталья. Ответ был таков: «Ты спрашиваешь меня, почему она не пишет тебе; по правде сказать, не знаю, но не предполагаю иной причины, кроме боязни уронить свое достоинство или, лучше сказать, свое доброе имя перепиской с тобою, и я думаю, что она напишет тебе не скоро».

Непонятно, за что обиделась Наталья на свою сестру? За то, что Екатерина вышла замуж за Дантеса? В этом случае ей надо было только порадоваться за сестру, а не обижаться. Екатерина – девица уже перезревшая, и ее желание выйти замуж, да еще за любимого человека, вполне понятно. А вот обида Натальи на сестру не совсем понятна.
Может, Наталья все же ревновала Дантеса к своей сестре? Не зря же Екатерина заявила, что она прощает Пушкину. За что она прощает Пушкину Наталью? Может, за то, что она, замужняя женщина, не хотела отдавать сестре Дантеса? Здесь можно строить только предположения и догадки, но в любом случае, после женитьбы Дантеса на Екатерине, Наталья должна была только порадоваться за свою родную сестру, пожелать молодоженам счастья, и твердо дать понять Дантесу, что ответных чувств с ее стороны к нему не будет. Судя по воспоминаниям современников, она этого не сделала, а продолжала «опускать глаза и краснеть под долгими взглядами Дантеса».
Вскоре после дуэли Дарья Фикельмон скажет: «Наконец, все мы видели, как росла и усиливалась эта гибельная гроза! То ли одно тщеславие госпожи Пушкиной было польщено и возбуждено, то ли Дантес действительно тронул и смутил ее сердце, как бы то ни было, она не могла больше отвергать или останавливать этой необузданной любви».

А надо был обуздать эту любовь Дантеса ради счастья сестры.
Пушкин, вызывая Дантеса на дуэль, так же должен был подумать и о своей свояченице, которую он мог сделать несчастной на всю жизнь, убив ее мужа. Злоба и жажда мести затмили его рассудок, и он готов был сделать несчастной не только свою семью, но и чужую.

Знала ли Екатерина о предстоящей дуэли? Некоторые пушкинисты необоснованно утверждают, что Екатерина знала о дуэли и не предупредила об этом Наталью, и это якобы Наталья ей не могла простить. Но доказательств о том, что Екатерина знала о дуэли, нет. Есть только записка Екатерины, адресованная дочери В.Ф Вяземской: «Наши предчувствия оправдались. Мой муж только что дрался с Пушкиным; слава Богу, рана (моего мужа) совсем не опасна, но Пушкин ранен в поясницу. Поезжай утешить Натали».

Из этой записки видно, что у Екатерины были только предчувствия, но точно она не знала. Тогда у многих были предчувствия, в том числе и у царя. Кстати, есть сведения, что другая сестра Натальи Александрина знала о дуэли, однако обиды на сестру у Натальи не было, что подтверждают их дальнейшие родственные отношения.

Счастлива ли была Екатерина с Дантесом? Во всех письмах она всегда подчеркивала, что счастлива и что даже боится своего счастья. Она безгранично любила Дантеса. В одном из писем ему она писала: «...единственную вещь, которую я хочу, чтобы ты знал ее, в чем ты уже вполне уверен, это то, что я тебя крепко, крепко люблю, и что в одном тебе все мое счастье, только в тебе, тебе одном...»
После свадьбы она писала отцу Дантеса: «Мое счастье полно, и я надеюсь, что мой муж также счастлив, как и я». Игнорируя эти документальные факты, многие пушкинисты упорно твердят, что Екатерина не могла быть счастлива с Дантесом. Им не хотелось верить в это счастье, это не вписывалось тогда, в советское время, в общий тон по осуждению Дантеса. Вот, например, как писали пушкинисты И.Ободовская и М.Дементьев в своей книге «После смерти Пушкина»: «И эта женщина, так часто говорящая о своем счастье, вероятно, была очень одинока и несчастна».

Они не могли допустить и поверить, что убийца Пушкина может быть хорошим отцом и мужем. О том, что Дантес был и хорошим отцом и хорошим мужем есть много свидетельств. Вот что писал брат Екатерины Иван из Бадена своему брату Дмитрию: «...Ты возможно знаешь уже от матери, что Катя приезжала сюда с мужем и двумя старшими девочками повидаться с нами. Присутствие ее мужа было мне много приятнее, чем я был к тому подготовлен...Я хотел сначала посмотреть, каковы их семейные отношения, и когда я понял, что сестра моя счастлива не на словах, а в действительности, это побудило меня, естественно, изменить мой несколько ледяной прием ее мужа на обращение более благожелательное и свободное. В самом деле он такой же хороший муж, как и отец... я не верю глазам своим, видя как он нежен с женой и как любит своих малюток. Итак, мы расстались добрыми друзьями, и чтобы им это доказать, я обещал приехать к ним в их поместье в первых числах июня...»

И вот как комментируют это письмо Ивана Гончарова Ободовская и Дементьев: «Чем же объяснить, что Иван Николаевич так легко поверил в «счастье» сестры, так быстро изменил свое отношение к Дантесу? Перед ним был разыгран, и, несомненно, достаточно искусно, спектакль, изобилующий сценами супружеского счастья».

Белое упорно называют черным только для того, чтобы оправдать заранее поставленную цель по дискредитации Дантеса и Екатерины.
Ободовская и Дементьев утверждают, что родственники относились к Екатерине холодно. Брат Дмитрий, например, «писал ей редко, неохотно». Это вранье. Вот что писал Екатерине Дмитрий перед отъездом ее во Францию:
«Дорогая и добрейшая Катенька. Извини, если я промедлил с ответом на твое письмо от 15 марта, но я уезжал на несколько дней. Я понимаю, дорогая Катенька, что твое положение трудное, так как ты должна покинуть родину, не зная, когда сможешь вернуться, а быть может, покидаешь ее навсегда... тем не менее, будь уверена, дорогой друг, что как бы далеко я от тебя ни находился, чувства мои к тебе неизменны, я всегда любил тебя, и будь уверена, дорогой и добрый друг, что если когда-нибудь я мог бы тебе быть полезным, я буду всегда в твоем распоряжении...»
Дмитрий даже свою дочку назвал в честь сестры Екатериной. Такие же чувства любви выражала в письмах и ее мать. Никто из родственников никогда ни в чем не обвинял Екатерину, потому что обвинять ее было не в чем. Обвиняла ее только младшая сестра Наталья, она не написала сестре ни одного письма. А вот за что она обиделась на Екатерину, остается загадкой.

Екатерина родила Дантесу трех прекрасных дочерей, но она понимала и видела, что муж очень хочет мальчика. Внук Дантеса Екатерины Луи Метман свидетельствовал, что Екатерина ходила босиком в местную часовню и на коленях, со слезами просила у Бога сына. Бог ее услышал и она, наконец-то, родила мальчика, но сама вскоре, так и не оправившись от трудных родов, умерла.

После смерти жены, Дантес писал Дмитрию: «...Никогда у меня не было такого жестокого и неожиданного удара, эта смерть снова перевернула всю мою жизнь, которую ангельский характер вашей прекрасной сестры сделал такой спокойной и счастливой. Можно было бы сказать - у нас было какое-то предчувствие, что нам мало времени предстоит прожить вместе; никогда мы не разлучались, во всех моих поездках и путешествиях жена меня сопровождала, у меня не было ни одной тайной мысли от нее, равно и Катрин давала мне возможность всегда читать в ее прекрасной и благородной душе. Наше счастье было слишком полным, оно не могло продолжаться! Бог не захотел оставить дальше на земле эту примерную мать и супругу. Провидению, неисповедимому в своих повелениях, иногда угодно даровать нам такие избранные существа, чтобы указать, какими должны быть все женщины, а затем оно их берет обратно, чтобы предоставить оплакивать их тем, кто имел счастье их знать...»

Дантес в 31 год остался вдовцом с четырьмя детьми (три дочери и сын) и уже больше не женился. Он воспитал детей, дал им блестящее образование и умер в окружении детей и внуков в возрасте 83-х лет. Сын его был храбрым воином, не раз отличался в сражениях, был тяжело ранен, награжден орденом Почетного легиона.
Дантес был похоронен рядом с женой Екатериной в Сульце.
Одна улица в городе названа его именем.

Судя по дошедшим до нас документам и рассказам современников об обстоятельствах семейной жизни Пушкиных, нет: как и замужняя героиня пушкинского романа в стихах, Наталья Николаевна была век ему верна.

До начала истории с Жоржем Дантесом, завязавшейся зимой 1836 года, ее репутация не подвергалась сомнению даже пристрастными современниками, а сам Пушкин в майском письме весело шутил, что она «кого-то» довела до отчаяния «своим кокетством и жестокостию», то есть очевидной неприступностью.

Столь же решительно неприступно Наталья Николаевна повела себя и при первой попытке Дантеса объясниться ей в своих чувствах – об этом сам Дантес писал своему приемному отцу барону Геккерну в середине февраля 1836 года. Поначалу влюбленность и поклонение молодого блестящего кавалергарда явно льстили «первой романтической красавице» Петербурга, но, когда настойчивость Дантеса, не чуждавшегося интриг с участием Геккерна, перешла пределы светских приличий, Наталья Николаевна оказалась почти в отчаянном положении, особенно после получения Пушкиным 4 ноября 1836 года известного «диплома Ордена Рогоносцев».

Этому событию, по-видимому, предшествовало подстроенное Дантесом свидание с Натальей Николаевной в доме Идалии Полетики, которая пригласила ее к себе, а сама уехала, и жене поэта едва «удалось избегнуть настойчивого преследования Дантеса» (об этом эпизоде известно из воспоминаний княгини Веры Вяземской и сестры Натальи Николаевны – Александрины Гончаровой-Фризенгоф).

Из писем самого Пушкина и близких к нему людей явно следует, что сам поэт был уверен в невиновности жены:, – стремление защитить ее и свою честь, как хорошо известно, и привело к роковой дуэли на Черной речке. Не сомневались в супружеской добродетельности Натальи Николаевны и хорошо знавшие семью Пушкина Карамзины и Вяземские, в некоторых письмах винившие ее за легкомыслие и неосторожное кокетство, но не за что-то большее.

Апокрифические же рассказы о том, что Пушкин будто бы не раз заставал жену наедине с Дантесом или даже подслушал в темноте их поцелуи, – в основном поздние анекдоты, имеющие явные литературные образцы.

Не подтверждается известными фактами и другой устойчивый домысел, будто бы история с Дантесом была лишь прикрытием для высочайшего увлечения Натальей Николаевной самим императором Николаем I. Судя по всему, этот слух возник вокруг имени жены поэта уже позднее, в начале 1840-х годов, накануне второго замужества Натальи Николаевны, через семь лет после гибели Пушкина вышедшей замуж на генерала Петра Ланского. Но и в этом случае домысел не заслуживает сильного доверия. В ноябре 1836 года никто не сомневался, что анонимный пасквиль «Ордена Рогоносцев» намекает на историю с Дантесом. Более того, в 1836 году Наталья Hиколаевна вообще ни разу не виделась с царем с марта, когда она перестала выезжать из-за беременности, и вплоть до первого бала нового зимнего сезона, состоявшегося 15 ноября в Аничковом дворце.

Ведь известно, что желание Натальи Николаевны взять к себе в дом двух сестер, Екатерину и Александру, отнюдь не приводило Пушкина в восторг. С прозорливостью опытного человека он предостерегал молоденькую супругу: «Эй, женка! Смотри... Мое мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети - покамест малы; родители, когда уже престарелы».

Но с другой стороны, Александр Сергеевич умел понимать и ценить великодушные порывы. Наташа добра, она хочет вызволить сестер из калужского захолустья и выдать их, пересидевших в девичестве, замуж. И осенью 1834 г. всех сестер Гончаровых укрывала уже одна - пушкинская - кровля. «Я... так счастлива, так спокойна, никогда я и не мечтала о таком счастье, поэтому я, право, не знаю, как смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу (так сестры называли Наталью Николаевну. - Л.Т.) и ее мужа за все, что они делают для нас», - писала Екатерина Гончарова брату. Действительно, поначалу в семье все было дружно, согласно, весело.

Тогда в страшном сне не могло присниться двум сестрам, старшей и младшей, что сами их имена: Екатерина Дантес и Наталья Пушкина - станут олицетворением смертельного, трагического противоборства, цена которому - жизнь. Но жребий брошен: кому-то из них суждено остаться вдовой. Вдовство выпало пушкинской жене.

Что же досталось Екатерине?

Исаакиевский собор едва ли видел более странное венчание. Никто не верил, что оно состоится. Видевшие невесту накануне знаменательного события писали, что «ее вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтоб заполнить Балтийское море». О женихе - что у него вид «совсем не влюбленный».

«...Никогда еще с тех пор, как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерен-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустую молву... Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей поэтичной красавицы жены Пушкина», - пишет одна великосветская дама, называя все это «непостижимой историей». Если здесь и сгущены краски, то лишь в оценке внешности Дантесовой невесты. Мы можем судить об этом по оставшимся портретам.

Старшую Гончарову никак нельзя назвать дурнушкой. Но в правильных чертах, в тяжелом «совином» взгляде больших темных глаз действительно отсутствует то, без его даже абсолютная красота ущербна, - обаяние женственности. Кажется, это лицо вообще чуждается улыбки, предпочитая оставаться холодным и замкнутым. Если же к этому прибавить опасное соседство лучезарной прелестной сестры, приходится признать, как невелики были шансы Екатерины устроить свое счастье. «Кто смотрит на посредственную живопись, если рядом Мадонна Рафаэля?» - ядовито заметила одна современница. Да и Пушкин, конечно, был прав, говоря, что Натали обеим сестрам помеха.

Сколько бы она ни хлопотала о женихах для них, каждый, имеющий глаза, влюбится в нее. Но если Александра, искренне преданная сестре и ее мужу, терпеливо переносила свое положение, то самолюбивой, скрытной Екатерине было куда труднее с собой справиться. Внутренний разлад между ней и Натали, до поры скрываемый, начался с того времени, когда на горизонте показался Дантес.

Екатерина потеряла голову, как выразилась одна из современниц - «втюрилась». Можно представить, какое адское пламя бушевало в ее груди, когда она, следя влюбленными глазами за красавцем Жоржем, видела, что тот открыто ухаживает за ее замужней сестрой. Между тем все складывалось так, что Екатерина, дабы лишний раз увидеть предмет своей страсти, должна была прибегать к помощи именно Натали: незамужняя девушка не могла появиться где-либо в одиночку. Александр Сергеевич недаром подозревал, что в частых отлучках из дома не жена повинна: «Это сестры тебя баламутят», - и советовал: «Не слушайся сестер, не таскайся по гуляньям с утра до ночи».

Чувствуется, что сестры, обуреваемые страстью как можно чаще выезжать, донимали не только мягкосердечную Наташу, но и Александра Сергеевича. Об этом говорит письмо Пушкина графу Бобринскому. «Мы получили, - писал он, - следующее приглашение от имени графини Бобринской: «Г-н и Г-жа Пушкин и ее сестры и т.д.» Отсюда странное волнение среди моего бабья... Которая? Предполагал, что это просто ошибка, беру на себя смелость обратиться к Вам, чтобы вывести нас из заблуждения и водворить мир в моем доме».

Но представим себе положение Екатерины. Вынужденная постоянно быть рядом с божественной сестрой и менее всего желать этого, любить отчаянно и быть свидетельницей неотступного волокитства своего «предмета» - едва ли какую женщину не устрашит подобное испытание.

Екатерина была на три года старше Дантеса, из семьи, богатство которой осталось в прошлом. С самого начала для Дантеса, приехавшего в Россию сделать карьеру, выслужиться, жениться на родовитой и богатой, Гончарова не представляла ничего интересного. Но Дантес быстро сообразил, какие выгоды для развития романа с Пушкиной легко выудить из сближения с ее сестрой, смотревшей на него с обожанием. Можно бывать у Пушкиных, видеться с Натали в домах их друзей и знакомых, прикрываясь, как щитом, страстью старой девы.

В переписке Карамзиных есть знаменательное замечание, характеризующее три этапа, через которые прошла эта страсть. О Екатерине Дантес там читаем: «...та, которая так долго играла роль сводни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой».

«Стала в свою очередь любовницей...» Между тем отдавшаяся Дантесу девушка с ужасом стала понимать, сколь опрометчивый поступок совершила: Жорж весьма далек от мысли узаконить их отношения. Он продолжает преследовать Натали ухаживаниями. Более того, происходит свидание Натали с Дантесом, где они остаются наедине, и тот угрожает застрелиться, если она не отдастся ему. Приемный отец Дантеса, голландский посланник Геккерен, интриган, человек без совести и чести, действовавший заодно с Жоржем, просит Натали «пожалеть» его сына. Пушкину стало об этом известно. Вслед за этим он получил оскорбительный «диплом рогоносца». Обстановка накалилась донельзя. Пушкин послал вызов...

И тут Дантес и Геккерен-старший прибегнули к совершенно неожиданному маневру: объявили, что Жорж сватается к Екатерине Гончаровой. Таким образом, роман с Натали предложено было считать сплошной иллюзией и недоразумением.

Насколько богатому красавцу Жоржу, осыпанному вниманием петербургских прелестниц, была поперек горла свадьба с засидевшейся в девках провинциалкой, добившейся его тяжелым обожанием, есть и другое свидетельство. Казалось бы, уже припертый к стене яростью Пушкина, всего за две недели до сватовства к Екатерине он просил руки княжны Барятинской. Но потерпел полное фиаско. Оставалось - дуэль или вынужденный брак.

В первом случае его карьера в России была бы кончена. На ней можно было поставить крест и в том случае, если бы тайная связь с Екатериной, фрейлиной императрицы, обнаружилась. Кроме того, поединок с Пушкиным, даже без кровавого исхода, навсегда бы отдалил от него Натали, в то время как женитьба давала шансы для новых сближений теперь уже под флагом родственных отношений. Итак, слишком многое говорило в пользу женитьбы. Дантес решился. После нажима друзей и уговоров сестер Гончаровых Пушкин взял вызов обратно. Досаду от женитьбы на нелюбимой женщине Дантес хотел компенсировать хотя бы материально. Это Пушкин мог взять бесприданницу. Дантесу такое не приходило в голову, и от семейства Гончаровых потребовались поистине разорительные затраты, чтобы удовлетворить его требования.

Приехавший на свадьбу старший из братьев Гончаровых, Дмитрий Николаевич, попал в неудобную ситуацию. Денег у него с собой не было, а жених требовал приданого не только вещами, но и наличными. Гончаров бросился искать деньги. Его выручил неожиданный контракт, под который удалось получить большой аванс. Дантесу, по его требованию, выплачено десять тысяч из полученных двадцати. Торговались. Жених напирал. Чтоб не ставить сестру в унизительное положение, Дмитрий Гончаров согласился посылать Дантесам пять тысяч ренты с гончаровских имений начиная с 1836 г. (Заметим, этот год практически был на исходе.)

Кроме всего прочего, брат оставил новобрачной еще пять тысяч рублей. «Надо думать, - пишет исследователь М.Яшин, - что и эта сумма была вручена расчетливому жениху». Иными словами, Дмитрий Николаевич уехал из Петербурга буквально обобранный Дантесом.

Бракосочетание Дантеса с двадцативосьмилетней «м-ль Гончаровой» пришлось на 10 января 1837 г. Кстати, в метрической книге Исаакиевского собора возраст невесты уменьшен на два года. А семнадцатого состоялась дуэль на Черной речке. Каждый день между двумя числами «десятое - семнадцатое» подготавливал роковое событие.

Словно мстя Пушкину за то, что их противостояние привело к нежеланному супружеству, Дантес с еще большим рвением принялся ухаживать за Натали. «На балах он танцевал и любезничал с Натальей Николаевной, за ужином пил за ее здоровье, словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь», - пишет очевидец. «Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя - это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин (Екатерина Дантес. - Л.Т.) направляет на них обоих свой ревнивый лорнет». Разумеется, ее чувства молодым мужем в расчет не брались.

Мысль грустная, но едва ли оспоримая: именно роковая дуэль, после которой Дантес был судим, разжалован в солдаты и выслан из России, избавила Екатерину от роли брошенной жены, уготовленной ей мужем. Теперь, вслед за ним, она покидала Россию и наверняка предполагала, что супружество в отдалении от прекрасной Натали принесет ей выстраданные лавры...

Круг отчуждения вокруг Екатерины Дантес обозначился уже в день свадьбы. Чтобы придать ей вид семейного праздника, невеста старательно приглашала своих близких. Однако братья уехали со свадебного ужина, не попрощавшись с сестрой. Наталья Николаевна, разумеется, без Пушкина, присутствовала только на венчании. Александр Сергеевич отказался принимать Дантесов в своем доме. Средняя сестра, Александра, не скрывала своей антипатии к мужу Екатерины.

Впоследствии же никто из Гончаровых так и не простил Екатерине и другое: есть весьма веские доказательства в пользу того, что мадам Дантес знала о дуэли на Черной речке заранее. Знала, но ничего не сделала, чтобы помешать. Не предупредила сестру. Как не вспомнить ее слова: «Я, право, не знаю, как смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они делают для нас...»

Перед отъездом из Петербурга Екатерина Дантес приехала к сестре-вдове, оставшейся с четырьмя детьми на руках. Старшей дочери было четыре с половиной года, младшей восемь месяцев.

Свидание состоялось в присутствии средней сестры Александры, братьев и тетки Загряжской. Какой вышел разговор и что сказала, в чем обвинила сестру Наталья Николаевна, мы не знаем. Да и была ли она в состоянии вести тяжелый разговор? Болезнь, свалившая ее после гибели мужа, только-только отступала. По свидетельству очевидцев, в это время вдова Пушкина была «еще слаба, но тише и спокойнее».

«Обе сестры увиделись, чтобы попрощаться, вероятно, навсегда, - пишет С.Н.Карамзин. - И тут, наконец, Катрин хоть немного поняла несчастье, которое она должна была бы чувствовать и на своей совести; она поплакала, но до той минуты была спокойна, весела, смеялась и всем, кто бывал у нее, говорила только о своем счастье. Вот уж чурбан и дура!»

Едва ли случившаяся катастрофа действительно оставила Екатерину безучастной. Куда легче предположить, что это была исключительно волевая, настойчивая в достижении поставленной цели натура, умевшая скрывать истинные чувства. Не может быть, чтобы все это было притворством, замечали очевидцы, удивляясь довольному виду супруги Дантеса. Для этого понадобилась бы нечеловеческая скрытность, и потом такую игру пришлось бы вести всю жизнь.

Первого апреля 1837 г. Екатерина Дантес вслед за высланным мужем уехала из России. Как писал Щеголев: «Она ни в чем не винила своего мужа и во всем виноватым считала Пушкина, до такой степени, что, покидая после смерти Пушкина Россию, имела дерзкую глупость сказать: «Я прощаю Пушкину!»

Мужество и терпение, с которым Екатерина переносила жизнь на чужбине среди Дантесов-Геккеренов, питались одним - любовью к мужу. Это было нерассуждающее, безграничное чувство. Сила его тем более удивительна, что оно являлось безответным. Дантес смотрел на свой брак не иначе как на кабалу на всю жизнь. При всем старании изобразить себя счастливой супругой Екатерина в своих письмах братьям так и не могла привести ни одного факта, который свидетельствовал бы если уж не о привязанности, то хотя бы о теплом отношении к ней мужа. Она же неизменно оставалась верна тому, о чем писала красавцу Жоржу в самом начале своего супружества: «Единственная вещь, которую я хочу, чтобы ты знал, в чем ты уже вполне уверен, это то, что тебя крепко, крепко люблю и что в одном тебе все мое счастье, только в тебе, тебе одном...»

Заветной мечтой Екатерины Дантес было подарить мужу наследника. Забеременев первый раз, она уверовала, что именно так и произойдет. Переживая первые ощущения материнства, она писала покинувшему Петербург Дантесу о еще не рожденном ребенке: «Как и подобает почтенному и любящему сыну, он сильно капризничает, оттого что у него отняли его обожаемого папашу». Но надеждам влюбленной супруги не суждено было сбыться: «обожаемый папаша» получил одну за другой трех дочерей - Матильду, Берту, Леони-Шарлотту. Заметим, что по обычаю того времени одной из новорожденных обычно давали имя матери. У Пушкиных была Наталья-младшая. Вероятно, подобные «тонкости» в холодную голову Дантеса не приходили.

Между тем можно усмотреть некую милость судьбы в том, что жене Дантеса не суждено было дожить до того времени, когда их младшая дочь Леони стала взрослой. Загадку, необъяснимый феномен представляла эта девушка. Словно юная богиня возмездия родилась и выросла в семействе, где все, связанное с Россией, вызывало глухую злобу…

Леони Дантес появилась на свет в апреле 1840 г. «К несчастью, это опять девочка», - отзывался о третьей внучке дедушка барон Геккерен. Мать-роженица, мечтавшая подарить мужу сына, впала в тоску.

Невозможно даже предположить, как, какими путями Леони Дантес, выросшая в семье, где не слыхивали русского слова, в совершенстве научилась читать и писать на языке великого родственника Александра Сергеевича. Екатерина Дантес тут была ни при чем: Леони-Шарлотте было три года, когда та умерла.

Невероятно щедро одаренная способностями, прошедшая курс Политехнического(!) института, Леония-Шарлотта исповедовала культ Пушкина и России. Судя по рассказам, она знала наизусть множество стихов Александра Сергеевича и могла без устали, часами, их декламировать. В ее комнате висело несколько портретов поэта. И главное: Леони знала «петербургскую историю». Это не могло не сказаться на отношениях с отцом. Слово «убийца» было последнее, что Дантес услышал от дочери.

Больше она никогда с ним не разговаривала и закончила свои дни в психиатрической лечебнице. «Нас нисколько не удивило бы, - писали пушкинисты М.Дементьев и И. Ободовская, - если бы ее запрятал туда Жорж Дантес, которого она обвиняла в смерти Пушкина».

Диагноз же, который под диктовку Дантеса «поставили» несчастной девушке, звучал так: «Эротическая пушкиномания, загробная любовь к своему дяде».

Как же жилось Екатерине Николаевне в Сульце, затерявшемся на северо-западе Франции, где у Дантесов был родовой дом? Брат Дмитрий был практически единственным, кто поддерживал с ней переписку. Екатерина жаловалась, что сестры ей не пишут и даже единственная тетка, видимо, не хочет компрометировать себя связью с ней. Письма матери редки. При всей своей гордости, Екатерина Николаевна дает понять, что ей горько чувствовать себя отрезанным ломтем.

Впрочем, она остается верной себе: вовсю нахваливает маленький Сульц, которого брат не смог найти на карте. Сколько ни просит Дмитрий конкретных подробностей о ее жизни, Екатерина Дантес предпочитает обходиться общими, обтекаемыми фразами. Она, конечно, не пишет о том, что поездка с мужем в Вену положила камень на ее душу. В городе, где было много русских, даже спустя шесть лет после «известных событий» супруги Дантес почувствовали враждебное к себе отношение. Это было тем более тяжело для урожденной Гончаровой. Россия, родная семья все-таки не забывались. Когда Екатерина Николаевна была уверена, что письмо минует цензуру мужа, она нет-нет да и давала волю запрятанной тоске. «Все то, что мне приходит из России, всегда мне чрезвычайно дорого... Я берегу к ней и ко всем вам самую большую любовь. Вот мое кредо», - пишет она брату.

Глубоким потрясением было для нее ранение Дантеса на охоте. «Чуть не был убит!..» Случаен ли выстрел лесника? Неясная история. Несколькими годами позже на охоте от такого же случайного выстрела погибнет секундант Дантеса на дуэли с Пушкиным виконт Огюст д"Аршиак. «Нет, это было бы слишком ужасно», - содрогалась при одной мысли о том, что могло случиться, Екатерина Николаевна. Вспоминала ли она сестру с ее четырьмя малышами, оставшимися без отца?

Ни в одном письме, ни малейшим намеком не высказывает мадам Дантес ни малейшего раскаяния или просто сожаления о петербургской трагедии. Но ведь и забыть едва ли могла...

За шесть лет супружества жена Дантеса рожала пять раз. Одни роды были неудачны - она лишилась ребенка, а это был мальчик. И Екатерина Николаевна продолжала исступленно мечтать о наследнике для Жоржа. Ее внук, опираясь на семейные предания, свидетельствовал, что несчастная женщина накладывала на себя тяжелые обеты. Босиком ходила в маленькую соседнюю часовню, укрывавшую чудотворную Мадонну. Здесь она исступленно молилась о даровании ей сына.

И вот в сентябре 1843 г. Екатерина Николаевна родила мальчика, названного Луи-Жозеф-Жорж-Шарль-Морис. Вскоре в Россию полетело письмо с известием, что Екатерина находится в тяжелом состоянии: у нее послеродовая горячка.

Поистине неподражаемый пассаж - Геккерен-старший упирает на то, что в болезни его невестки сыграли свою роль причины морального порядка. «А знаете ли вы, что это за моральные причины? - патетически вопрошает барон. - Это огорчения, которые вы ей причиняете... вы уже должны ей 20 тысяч рублей».

Деньги, деньги, деньги, деньги - вот постоянный мотив всех писем этих баронов российским родственникам. С упорством мелких рантье богатые Дантесы-Геккерены «выколачивают» у обедневших Гончаровых обещанные Дмитрием Николаевичем пять тысяч рублей. Любая зацепка, любой довод берется на вооружение, лишь бы получить выгоду. Даже предсмертные страдания становятся орудием морального шантажа: «Пришлите деньги, это поможет нашей славной, доброй Катрин» - так следует понимать Геккерена, и в этом весь он с его беспредельным цинизмом.

Но участь Екатерины Николаевны была предрешена. Она умирала тяжело, но и во время агонии никто не слышал от нее жалобы или стона. Привычка терпеть, ничем не показывать своего страдания до конца осталась при ней. Пятнадцатого октября 1843 г. Гончарова-Дантес скончалась и была похоронена в Сульце.

«Она принесла в жертву свою жизнь вполне сознательно», - эти слова из воспоминаний внука Дантеса Луи Метмана обратили на себя особое внимание исследователей-пушкинистов. Что стоит за ними? Может быть, Екатерина Николаевна сознательно сделала выбор между ребенком и собой, устав быть игрушкой в руках черствого, холодного семейства и поняв обреченность своих надежд растопить ледяное равнодушие мужа? Поистине трагическая судьба...

Младшая сестра Наталья Николаевна с ее невосполнимой потерей, ранним вдовством все же познала пушкинскую любовь, потом самоотверженную преданность своего второго мужа, Петра Ланского. Ее участь старались облегчить родня, друзья поэта, она не отрывалась от привычной почвы, среды, от тех связей, которые незримо держат человека на плаву, лечат, дают силы.

Всего этого лишена была Екатерина Николаевна, и, безусловно, будучи женщиной умной, она не могла не понимать безысходности своего положения, ненужности принесенных жертв. Еще до свадьбы с Дантесом предчувствие мучило Екатерину Николаевну: «Счастье мое уже безвозвратно утеряно, я слишком хорошо уверена, что оно и я никогда не встретимся на этой многострадальной земле, и единственная милость, которую я прошу у Бога, это положить конец жизни, столь мало полезной, если не сказать больше, как моя». Сердце ее не обмануло...

Смерть жены как бы вдохнула второе дыхание в вялое существование Дантеса. Той, что олицетворяла крушение вожделенной карьеры и вообще все петербургские неприятности, больше не существовало. Барон почувствовал себя свободным, сильным, готовым потребовать у жизни реванша. Детей взялась растить незамужняя сестра Дантеса. Сам же он сосредоточил свое внимание на политическом и финансовом поприще. Те, кому поручик кавалергардского полка казался никчемным краснобаем, были далеки от истины. Ловкий, напористый, прекрасно чувствовавший ситуацию и умевший изо всего извлекать пользу, Дантес стремительно делал карьеру.

Теперь банкир и промышленник Дантес лишь временами наезжал в родовое поместье, обосновавшись в Париже, где построил себе трехэтажный особняк. Но ни «блестящее», как свидетельствовал его внук, положение в обществе, ни большие средства, полученные от операций по страхованию, не отучили Дантеса от замашек жлоба. После смерти в 1848 г. тещи, Натальи Ивановны Гончаровой, он потребовал от братьев покойной жены своей доли наследства и даже обращался, ища поддержки в этом вопросе, к Николаю I. Многолетняя судебная волокита не смущала барона, и в конце концов какая-то часть гончаровских рублей осела в особняке на Елисейских полях.

Дантес умер на восемьдесят четвертом году жизни, более чем на полвека пережив свою русскую жену.

Источник фото: ru.wikipedia.org, www.liveinternet.ru, www.magput.ru, www.proza.ru, www.greatwomen.com.ua, commons.wikimedia.org

Третьякова Л. По прихоти судьбы. Новеллы о женских судьбах. – М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс. 2001 – С. 58-74

"Эйслер, по профессии инженер, был страстным пушкинистом. Знал наизусть множество стихов, биографию Пушкина помнил, как свою, - писал сценарист Фрид о ГУЛАГе. - Однажды Юлик проснулся посреди ночи и увидел, что Эйслер тоже не спит. Сидит призадумавшись на нарах и смотрит в одну точку. Вообще-то, ему было над чем призадуматься: по ст. 58.10 старику дали четвертак, отсидел он только год. А если тебе за семьдесят? Не так уж просто досидеть до звонка. Все-таки Юлий спросил:
- О чем задумались, Абрам Ефимович?
- Я думаю: если бы он женился не на этой бляди Гончаровой, а на Анне Петровне Керн - представляете, Юлик, сколько он мог бы еще написать?!"

И вот я тоже не сплю, сижу, задумавшись. Можно ли Гончарову так обозвать? Ее сосватали чуть ли не в 16 лет - и охнуть не успела. Александр Сергеевич понимал, что особых чувств у невесты не вызывает, писал будущей теще: "Только привычка и продолжительная близость могут доставить мне привязанность вашей дочери; я могу надеяться со временем привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия ее сердца".

Пушкин был небогат, значительно старше Гончаровой, не блистал красотой. Да еще и вечно где-то пропадал. "Первый день брака, как встал с постели, - рассказывала Н.Н. Пушкина В.Ф. Вяземской, - так его и видели". Любила ли Наталья этого мужчину? Или хотя бы понимала его, была с ним дружна, духовно близка? "Ах, Пушкин, - восклицала она, живя на даче в Царском Селе, - как ты мне надоел своими стихами". А когда Баратынский попросил разрешения прочесть свои стихи, она ответила: "Можете читать, я все равно не слушаю". Дарья Фикельмон в своём дневнике писала о жене поэта: "У неё не много ума и даже, кажется, мало воображения".

Начала рожать. Домашние хлопоты, дети, долги - ну как-то рано все на нее навалилось, по нынешним понятиям. Конечно, ей хотелось беззаботных девичьих радостей, которыми она и насладиться-то после своего детства не успела. Поэтому, дорвавшись до Петербурга, она наверняка с охотой стала выходить в свет. Да так, что родители Пушкина стали возмущаться: Наталья, мол, слишком много времени проводит на балах.

Ей было 22 года, когда она познакомилась с Дантесом - ему тоже было 22. Француз, кавалергард, молодой, обаятельный... О чем говорить! Я верю, что там что-то было. Возможно без интимных отношений. Но романтика присутствовала точно. Щеголев так описывал их отношения: "Дантес взволновал Наталью Николаевну так, как ее еще никто не волновал... Что греха таить: конечно, Дантес должен был быть для нее интереснее, чем Пушкин. Какой простодушной искренностью дышат ее слова княгине В. Ф. Вяземской в ответ на ее предупреждения и на ее запрос, чем может кончиться вся эта история с Дантесом! "Мне с ним (Дантесом) весело..."

Девочкам свойственно влюбляться в мальчиков. Не в "первых поэтов России", не в важных императоров, не в богатых бизнесменов, не в крутых папиков или опытных любовников - все это от лукавого. Природа, правда жизни, сердце тянет девочек к красивым, веселым, милым, близким в силу возраста мальчикам... Как он ухаживал за ней! Он не мог скрыть эмоций, и все это видели. Софи Карамзина, как-то встретившая Дантеса на празднике, рассказывала в письме к брату об этой встрече в самом легком и шутливом тоне: "Я шла под руку с Дантесом. Он забавлял меня своими шутками, своей веселостью и даже смешными припадками своих чувств (как всегда, к прекрасной Натали)". Мне кажется, что и у Гончаровой закружилась голова.

Я бы точно влюбилась, так искренно, так нежно. После пеленок-распашонок, после постылого мужа-коротышки, волокиты и картежника, после скучных дней, похожих один на другой - ох, как бы я кинулась в эту любовь... Я ведь ее, такую, к ровеснику, еще не знала до этого. Как, какие силы надо иметь, чтобы противиться невероятным, неведомым до этого чувствам? Не краснеть, встречаясь с ним взглядом? Не рыдать над его письмом? Не улыбаться, вспоминая его улыбку?.. Потом, может быть, терзалась бы чувством вины, особенно если бы меня клевала вся Россия. Но тогда - как бы я смогла уничтожить в себе все это? Как бы я смогла, девочка Наташа двадцать двух лет?