Александр Ильич Шумилин
ВАНЬКА-РОТНЫЙ
«… и каждый из них, умирая, хотел что-то
сказать… Сказать тем, кто останется после
них жить на этой земле, пропитанной их
кровью. Эти мысли и не дают мне покоя».
Сведения о рукописи «Ванька-ротный» гвардии капитана запаса Шумилина А. И.
Рукопись охватывает период Великой Отечественной Войны с августа 1941 по апрель 1944 г. и затрагивает события которые разворачивались на:
Фронтах:
Резервный фронт (21.09–07.10.41),
Западный фронт (07–21.10.41),
Калининский фронт (21.10.41–02.10.43),
1 Прибалтийский фронт (02.10.43–15.04.44)
Оборонительных операциях:
Вяземская операция (02–13.10.41),
Калининская операция (10.10–04.12.41)
Наступательных операциях: (Информация на соответствие ещё не проверялась.)
Калининская операция (05.12.41–07.01.42),
1 Ржевско-Вяземская операция (08.01.41–20.04.42),
Бои у города Белый (02–27.07.42),
1 Ржевско-Сычевская операция (30.07–23.08.42),
2 Ржевско-Сычевская операция (25.11–20.12.42),
2 Ржевско-Вяземская операция (02–31.03.43),
Смоленская операция (07.08.43–02.10.43),
Духовщинско-Демидовская операция (14.09–02.10.43)
А также в боях местного значения, вплоть до начала Белорусской стратегической наступательной операции.
Наступление на Витебск (03.10.43–12.12.43),
Городокская операция (13–18.12.43),
Наступление под Витебском (??.02–??.03.44)
Рукопись включает в себя отдельные части, каждая из которых имеет собственную нумерацию страниц:
1941 год - части 01–11, 333 стр.
1942 год - части 12–18, 318 стр.
1943 год - части 19–38, 420 стр.
1944 год - части 39–46, 165 стр.
Общий объем рукописи превышает 1200 машинописных листов, отпечатанных через 1,5 интервала (с учетом рукописных 1152). Каждый лист насчитывает 40–42 строки по 65–70 знаков. Автор работал над рукописью в течении восьми лет, до последнего своего часа. К сожалению, многое не успел, в том числе иллюстрации остались «за кадром». Все описанные события восстановлены по памяти, основным источником хронологии событий были письма с фронта. Например, складки местности описаны с такой точностью, что при желании можно выйти в конкретную точку по её описанию.
«Знакомство с рукописью позволяет сделать вывод о том, что автору есть о чём рассказать читателям… Подкупает искренность, красочность отдельных зарисовок, касающихся солдатских будней, трудных, изнурительных маршей, тех невзгод, которые выпали на долю красноармейцев и командиров в начальный период войны. Всё это, несомненно, является достоинством рукописи, говорит о том, что автор в определенной мере владеет пером… Слов нет, автором проделана большая работа, но в представленном виде рукопись не отвечает требованиям, которые предъявляются к военным мемуарам…».
Шумилин Александр Ильич
Год рождения - 1921
Год смерти - 1983
Национальность - русский
Прохождение службы в Вооружённых Силах Союза ССР - с 25.10.1939 по 17.03.1946
Курсант МКПУ - 10.1939–08.1941
Командир взвода - 08.1941–10.1941
Командир роты - 10.1941–01.1942
Адъютант сб - 01.1942–03.1942
Командир роты - 03.1942–09.1942
Начальник штаба опб - 09.1942–03.1943
ПНШ сп по разведке - 03.1943–04.1944
На излечении по ранению - 04.1944–10.1944
Помощник военного коменданта - 10.1944–09.1945
Военный комендант - 09.1945–03.1946
Имеет боевые награды.
Член ВКП(б) с марта 1943 года.
Воинское звание гвардии капитан.
Инвалид ВОВ.
Что такое война?
В октябре 1975 года я получил письмо от комсомольцев военно-патриотического отряда «Маресьевец» школы № 42 города Калинин с просьбой назвать фамилии тех, кто захоронен в братской могиле возле платформы станции Чуприяновка. Я написал в письме о боях за станцию Чуприяновка и о том, как погибшие солдаты стали неизвестными. Обстоятельства сложились так, что с тех пор я решил привести в порядок свои воспоминания. Собственно, это письмо и послужило началом работы над книгой - восстановить подробно в памяти всё пережитое. Сейчас, когда мой «финиш» недалеко, хочется успеть, как можно больше сделать. Свободного времени мало, я то болею, то работаю, а время бежит быстрее мысли.
Книга Александра Шумилина «Ванька-ротный» считается одной из самых правдивых и болезненных книг о войне. Она читается с большим трудом из-за переживаний, которые вызывает, хотя слог автора легок для восприятия. Здесь нет излишних усложнений для красочности языка. Эта книга написана человеком, который хотел лишь рассказать о том, что видел своими глазами. Это воспоминания, которые были восстановлены по письмам с фронта.
В книге рассказано о войне в период с 1941 г. до весны 1944 г., здесь передано то, что происходило на разных фронтах. Сам автор командовал стрелковой ротой и своими глазами видел смерть тех, кто был рядом с ним. В книге он подробно рассказывает не только о ходе самой войны, но и о взаимоотношениях в войсках, о внутреннем устройстве армии. Многое из того, что написано о жизни солдат, может принести душевную боль. Когда представляешь, как они страдали от недостатка пищи и воды, от холода и боли, не имели нормальной одежды, становится очень тяжело. При этом многие понимали, что не доживут и до конца месяца, в том числе и командиры, которые не всегда считали нужным заботиться о тех, кого завтра может уже не быть в живых.
Здесь без прикрас рассказано о том, как проходили бои, как боялись солдаты и командиры, что переживали, идя на бой или отступая под натиском противника. Читая, понимаешь, чем было обусловлено такое большое количество человеческих потерь во время войны. Эту книгу вряд ли удастся забыть, настолько ярко писатель передает гнетущую атмосферу войны, настолько сильно погружает в ощущение безысходности и несправедливости, настолько правдиво рассказывает о событиях давно минувших лет.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Ванька-ротный" Шумилин Александр Ильич бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Когда я вошёл в избу, посмотрел на фотографию и прочёл надпись, я сказал солдатам:
– Это и есть их Гитлер.
Все сгрудились ещё раз посмотреть на него.
– Ну вот теперь мы знаем, какой есть их Гитлер. Солдаты, толкаясь, с любопытством смотрели на немецкого фюрера в военной форме.
– Смотрите, братцы! – воскликнул кто-то.
– А он тоже руку держит под пуговицей, за пиджаком.
«Хорошо, что политрук роты пропадает где-то в тылах полка и уже месяц не кажет своего носа в роту, – подумал я. – Если бы он сейчас выхватил из рук солдата один из журнальчиков, то имел бы веские доказательства и прямые улики морального разложения командира роты. Мне бы контрреволюции не миновать».
Кому-то из солдат на страницах журнала попались обнаженные девицы. Солдаты бросили смотреть на фюрера и сразу заржали. Размалеванные немки, натягивающие чулки на тонкие изящные ножки, привлекли к себе всеобщее солдатское внимание.
От некоторых солдат уже попахивало спиртным. И они громче всех кричали и ржали.
– У этих не то! – сказал старшина, заглянув журнал.
– У этих, товарищ старшина, ни с заду, ни с переду!
– Видали, братцы! У немцев бабы длинные и тощие!
– На самом деле, как лахудры!
– Сейчас бы сюда мою Дусю! Она их всех своим задом перекрыла!
– У неё во всей фигуре самое главное заднее место!
Я сидел и слушал, как солдаты потешались над немецкими девицами. Молодые солдаты стояли несколько позади и слушали. Сказать им было нечего. Это дело, как и войну, нужно понять и прочувствовать на практике. Шуточное ли дело! Старики про то и про сё начистоту выкладывают. Тут ухо держи остро! Академию пройдёшь! Теорию жизни узнаешь!
Я понимал, что после колоссального напряжения и страха солдаты расслабились. Теперь у каждого на душе и в глазах светилось сознание, что взяли деревню и остались в живых. Теперь каждый из солдат мог свободно вдохнуть, посмеяться до слёз, прихвастнуть и даже выругаться.
Солдаты стали насчёт баб, перебивая друг друга, сыпать разными словечками. И если бы не связной, прибежавший из взвода, разговорам не было бы конца.
Я подал команду провести смену на постах, дал указание старшине насчёт кормёжки и пошёл во взвод в сопровождении связного, куда меня срочно вызывали.
Когда я подошёл к избе, где располагался взвод, старший сержант доложил мне, что немец, которого они упустили, обнаружился в телятнике.
– Он нырнул в полуоткрытые ворота, забежал в хлев и прикрыл затворку за собой. Немец решил отсидеться, а потом незаметно выбраться и убежать. Солдаты услышали слабый шорох в хлеву решили, что немцы в панике оставили в хлеву свиную живность. Сунулись туда, а там действительно ценная живность сидела на навозной куче.
Я посмотрел на немца, он был без головного убора. Каску и пилотку он где-то потерял. Я велел ст. сержанту дать ему немецкое одеяло. Пусть «Фриц» укроется с головой, а то отморозит уши. Я предупредил ст. сержанта, чтобы славяне не болтались без дела по деревне.
– Часовые на постах! Свободная смена в избах!
Сказав связному солдату, чтобы он конвоировал пленного, я направился в штабную избу. Сюда из батальона уже протянули связь, и связисты ковырялись с аппаратом.
Потом звонок из батальона. Мне, конечно, сделали втык, почему я раньше через связного не доложил о взятии деревни. Сделали это не грубо, как обычно, а несколько мягче, но с укором.
У меня на душе просветлело. Я не ждал от них такого обходительного обращения. В сорок первом это было не в моде. Я был доволен совсем другим, я с небольшими потерями занял деревню.
Несколько сотен солдат полегло под деревней в снегу. Они наступали раньше нас и понесли большие потери. Справа от нас наступали роты полка. Они с большими потерями сумели ворваться в деревню Гостинево . Фронт обороны немцев под Старицей был прорван соседней дивизией. Вероятно, поэтому немцы нам здесь не оказали жёсткого сопротивления.
Допрос пленного
Немец был небольшого роста. Волосы темные, всклокоченные. Видно не ариец. Не нашёл времени разложить их на пробор, как это делали другие. Не успел умыться и натянуть пилотку на уши, а тут по деревне беспорядочная стрельба. Он выскочил ночью в пургу и бежал, не помня себя от страха. А ведь он собирался утром привести себя в порядок. Ещё бы! Ему предстояло отправиться в путь.
Теперь он сидел на лавке и беспокойно ерзал. На вопросы он отвечал торопливо, не обдумывая свои ответы. Чувствовалось, что он, попав в плен, никак не мог прийти в себя и освоиться с теперешним своим положением. Фамилию, имя, год и место рождения он выпалил на одном дыхании. Лет ему было около двадцати.
Всё шло гладко и хорошо. Но когда я спросил его о семье, немец вдруг заморгал глазами, всхлипнул жалостно и заёрзал на месте. Ревел он естественно и вполне натурально. Плакал он от души. Слезы, крупные слезы катились у него по щекам. Он плакал навзрыд, подвывая себе писклявым голосом.
Он хотел что-то сказать, пробормотал несколько непонятных слов, несколько раз всхлипнул и заревел с новой силой.
Солдаты мои смотрели и пожимали плечами, они были удивлены и даже опешили. Теперь они смотрели на него снисходительно и даже улыбались. Взрослый мужик, а плачет, как баба. Они смотрели на него, хмыкали и недоумевали.
– Товарищ лейтенант! Пошто он ревёт?
Я подождал, пока немец немного успокоится и сможет сказать хоть пару внятных слов. Тогда его можно будет спросить, почему он, собственно, плачет.
Наши его не пинали, прикладом под ребро не толкали, по дороге сюда вели, не били. У нас вообще не было принято издеваться над пленными.
Наши солдаты с пленными обращались, можно сказать, уважительно, как с людьми. Бывали случаи, когда при конвоировании пленного где-нибудь в тылу из-за телег выбегали повозочные и прочие тыловые и замахивались на немца в сердцах, показывая перед дружками свою прыть и патриотические чувства.
– Давай осади назад и полегче! – отстранял их конвоир стволом винтовки.
– Сходи на передок, возьми себе пленного, а потом налетай! А этот не твой! Видал какой прыткий! Тоже мне тыловая крыса!
Причина, почему ревел немец, нам была неизвестна. И вот он немного успокоился, смотрит жалостно мне в глаза и просит меня, чтобы его отпустили.
– Куда отпустить? В туалет? – переспрашиваю я.
– Нейн-нейн!.. Нет-нет! Туда, к немцам! Домой! На хаузе! У меня отпуск! – и он стал торопливо вытаскивать из нагрудного кармана униформы своё отпускное свидетельство «Урлауб шайн». – Вот! – тыкал он в бумажку пальцем. – Я шесть месяцев на восточном фронте. Мне положен отпуск. Я вчера получил документы. Я должен ехать домой! [Я устал.] Ферштеен зи? – устало доказывал немец.
– Ферштеен! Ферштеен! – отвечал я. – Это нам, муде ферштейн!
– Чаво он говорит, товарищ лейтенант, – спрашивают меня солдаты.
– Он просит, чтобы мы его отпустили. Ему нужно ехать домой! – У него отпуск. Он должен ехать в Германию.
Солдаты, услышав причину рёва, схватились за животы и закатились дружным радостным смехом. Смеялись они по-настоящему до слёз. У немца слезы от расстройства, а солдат пробило от смеха слезой.
Такое дело! Многие ржали до коликов в животе.
Немец, видно, усёк, что я перевёл его просьбу солдатам. Он посмотрел на них и снова заревел. У солдат по щекам катились слезы. Плакали все. И ржали, как лошади.
– Ну и потеха! Вот уморил! Ведь всех, стерва, довёл до слёз!
Немец обвёл всех внимательным взглядом, заморгал глазами и опять заревел.
– Товарищ лейтенант! Уберите его отселя! Он всех тут нас замертво на полу уложит!
– Ты смотри, в штаны не напусти! – вставил другой.
– Ведь надо же, случилось!
– Ух, мать твою! Больше не могу!
– Вы его спросите… – и солдат валился на пол навзничь и катался по полу дергаясь.
Читаю Шумилина - «Ванька ротный». Пока прочитал ¼ и в основном ржу. Конечно непосредственные и скрупулезные впечатления стрелкового офицера дело интересное и полезное, но пока наблюдаю не ужасы войны, а бардак и разгильдяйство. Наверное, ужасы позже начнутся.
И что любопытно, служивший в армии человек, при внимательном чтении поймет, что сам Шумилин попросту хреновый офицер. Ругайте меня, а это так.
В сибирском полку и дивизии, где он был ротным зимой 41-го, его все чмырят. Он все рассказывает, что штабные плохие, интенданты плохие, его, бедолагу, заставляют рыть окопы, а потом перегоняют на новое место, солдат корят какой то бурдой. Однако, очевидно, что для тех, кого ставят на вырытые им окопы, штабы хорошие. Значит, не наладил контакта командованием, не умеет работать с людьми. Или история с бритвами и шпионом. Ему полушуткой, полувсерьез прямо говорят, достань бритвы, расстарайся, покажи отношение, вливайся в коллектив. Так возьми и расстарайся, может и отношения со штабом улучшишь? Хоть у немцев выменяй.
Хрен там…
И старшина у него говно. Старшина должен быть крученым как свинячий хвост, тогда и солдаты будут сыты и ротный цел. Тому же старшине дай задачу бритвы достать… ага, ага.
Вы, конечно, можете сказать, что вот так крутиться, бритвы доставать, трофеи штабным дарить - это неправильно, когда весь советский народ…, когда люди гибнут на передовой…
Но на самом деле это и есть жизнь и реальность. И из-за неумелости Шумилина и старшины страдали солдаты.
Впрочем, не только в этом он плохой командир. Очень показательна история с разведкой боем и захватом деревни.
Вначале как обычно, стоны о том, какие штабные тупые, и они просто желают поглазеть на погибающих бойцов. Дело там было в том, что атаковать им было строго приказано со стороны поля, где по идее немцы могли роту расстрелять, а сам Шумилин хотел подобраться со стороны леса, с другой стороны, близкого опушкой к деревне, что ему запретили. В общем штабные - тупые убийцы.
Правда при атаке оказалось, что из деревни немцы ушли, и деревня была занята без боя, а вот на опушке леса, как раз там, где Шумилин хотел сосредоточиться, немецкие окопы и пушка. Автору так и не пришло в голову подумать, что штабные возможно были не так уж и неправы, и знали то, чего не знал Шумилин.
Но весь цимус дальше. Когда деревню заняли, бойцы забыли об обороне, об охранении, разбрелись по хатам, сварили картошку, разделись до исподнего, стирали, сушили форму… пока немцы не открыли огонь своей пушкой и снаряды не стали насквозь пробивать хаты. Только тогда личный состав попадал пузом вниз. Чем занимался все это время ротный - загадка. Через сутки собрались все же рыть окопы. Но солдатам приятнее в хатах, а не на морозе землю долбать и командира послали на хер. Через несколько часов ротному все же удалось выгнать копать окоп солдат того взвода, где он был непосредственно, но и только. Другой взводный послал своего ротного командира к той же матушке, и заявил, что будет укрепляться в избах…
В общем, описывать балаган, который шумилиным назван командованием ротой можно бесконечно. Крайне повезло Шумилину, что он оказался в эту зиму 41г. на спокойном и тихом участке фронта, где наши с немцами даже перестрелки не вели.
А ведь стоит учитывать, что как раз в это время немцы рвались к Москве, войска вели тяжелые бои и потом таки опрокинули немцев. И попади Шумилин в батальон к какому -нибудь Момыш-Улы (Волоколамское шоссе, собственные мемуары), тот бы его попросту разжаловал в рядовые за неспособность (в лучшем случае).
Александр Ильич Шумилин
Ванька-ротный
"… и каждый из них, умирая, хотел что-то
сказать… Сказать тем, кто останется после
них жить на этой земле, пропитанной их
кровью. Эти мысли и не дают мне покоя".
Сведения о рукописи "Ванька ротный" гвардии капитана запаса Шумилина А. И
Рукопись охватывает период Великой Отечественной Войны с августа 1941 по апрель 1944 г. и затрагивает события которые разворачивались на…
Фронтах:
Резервный фронт (21.09–07.10.41),
Западный фронт (07–21.10.41),
Калининский фронт (21.10.41–02.10.43),
1 Прибалтийский фронт (02.10.43–15.04.44)
Оборонительных операциях:
Вяземская операция (02–13.10.41),
Калининская операция (10.10–04.12.41)
Наступательных операциях: (Информация на соответствие ещё не проверялась.)
Калининская операция (05.12.41–07.01.42),
1 Ржевско-Вяземская операция (08.01.41–20.04.42),
Бои у города Белый (02–27.07.42),
1 Ржевско-Сычевская операция (30.07–23.08.42),
2 Ржевско-Сычевская операция (25.11–20.12.42),
2 Ржевско-Вяземская операция (02–31.03.43),
Смоленская операция (07.08.43–02.10.43),
Духовщинско-Демидовская операция (14.09–02.10.43)
А также в боях местного значения, вплоть до начала Белорусской стратегической наступательной операции.
Наступление на Витебск (03.10.43–12.12.43),
Городокская операция (13–18.12.43),
Наступление под Витебском (??.02 -??.03.44)
Рукопись включает в себя отдельные части, каждая из которых имеет собственную нумерацию страниц:
1941 год - части 01–11, 333 стр.
1942 год - части 12–18, 318 стр.
1943 год - части 19–38, 420 стр.
1944 год - части 39–46, 165 стр.
Общий объем рукописи превышает 1200 машинописных листов, отпечатанных через 1,5 интервала (с учетом рукописных 1152). Каждый лист насчитывает 40–42 строк по 65–70 знаков. Автор работал над рукописью, в течении восьми лет, до последнего своего часа. К сожалению, многое не успел, в том числе иллюстрации остались "за кадром". Все описанные события восстановлены по памяти, основным источником хронологии событий были письма с фронта. Например, складки местности описаны с такой точностью, что при желании можно выйти в конкретную точку по её описанию.
"Знакомство с рукописью позволяет сделать вывод о том, что автору есть о чём рассказать читателям … Подкупает искренность, красочность отдельных зарисовок, касающихся солдатских будней, трудных, изнурительных маршей, тех невзгод, которые выпали на долю красноармейцев и командиров в начальный период войны. Всё это, несомненно, является достоинством рукописи, говорит о том, что автор в определенной мере владеет пером … Слов нет, автором проделана большая работа, но в представленном виде рукопись не отвечает требованиям, которые предъявляются к военным мемуарам…".
Шумилин Александр Ильич
Год рождения - 1921
Год смерти - 1983
Национальность - русский
Прохождение службы в Вооружённых Силах Союза ССР - с 25.10.1939 по 17.03.1946
Курсант МКПУ - 10.1939 - 08.1941
Командир взвода - 08.1941 - 10.1941
Командир роты - 10.1941 - 01.1942
Адъютант сб - 01.1942 - 03.1942
Командир роты - 03.1942 - 09.1942
Начальник штаба опб - 09.1942 - 03.1943
ПНШ сп по разведке - 03.1943 - 04.1944
На излечении по ранению - 04.1944 - 10.1944
Помощник военного коменданта - 10.1944 - 09.1945
Военный комендант - 09.1945 - 03.1946
Имеет боевые награды.
Член ВКП(б) с марта 1943 года.
Воинское звание гвардии капитан.
Инвалид ВОВ
Что такое война?
В октябре 1975 года я получил письмо от комсомольцев военно-патриотического отряда "Маресьевец" школы № 42 города Калинин с просьбой назвать фамилии тех, кто захоронен в братской могиле, возле платформы станции Чуприяновка. Я написал в письме о боях за станцию Чуприяновка и о том, как погибшие солдаты стали неизвестными. Обстоятельства сложились так, что с тех пор я решил привести в порядок свои воспоминания. Собственно, это письмо и послужило началом работы над книгой, - восстановить подробно в памяти всё пережитое. Сейчас, когда мой "финиш" недалеко, хочется успеть, как можно больше сделать. Свободного времени мало, я то болею, то работаю, а время бежит быстрее мысли.
В те суровые дни войны, вся тяжесть в боях по освобождению земли нашей легла на пехоту, на плечи простых солдат. Получая пополнение в людях, мы вели непрерывные бои, не зная ни сна, ни отдыха. Захлёбываясь кровью и устилая трупами солдат эту прекрасную землю, мы цеплялись за каждый бугор, за каждый куст, за опушки леса, за каждую деревушку, за каждый обгорелый дом и разбитый сарай. Многие тысячи и тысячи наших солдат навечно остались на тех безымянных рубежах.
В декабре 1941 года мы были плохо обеспечены оружием и боеприпасами. Артиллерии и снарядов практически не было. У нас, в стрелковых ротах, были только винтовки и десяток патрон на брата. Время было тяжёлое, враг стоял под Москвой. Вам трудно будет представить, какие это были бои. Немец был вооружен "до зубов", его артиллерия разносила наши позиции не жалея снарядов…
Очень многие из вас, имея поверхностное представление о том, что такое война, самоуверенно считают, что они в достаточной степени осведомлены. Про войну они читали в книжках и смотрели в кино. Меня, например, возмущают книжицы "про войну", написанные прифронтовыми "фронтовиками" и "окопниками" штабных и тыловых служб, в литературной обработке журналистов.
А что пишут те, которых возвели до ранга проповедников истины?! Взять хотя бы К. Симонова с его романами про войну. Сам К. Симонов войны не видел, смерти в глаза не смотрел. Ездил по прифронтовым дорогам, тёр мягкое сиденье легковой машины. Войну он домысливал и представлял по рассказам других, а войну, чтобы о ней написать, нужно испытать на собственной шкуре! Нельзя писать о том, чего не знаешь. О чём может сказать человек, если он от войны находился за десятки километров?!..
Многие о войне судят по кино. Один мой знакомый, например, утверждал, что когда бой идёт в лесу, то горят деревья.
Это почему? - спросил я его.
А разве ты в кино не видел?
По кино о войне судят только дети. Им непонятна боль солдатской души, в кино им подают стрельбу, рукопашную с кувырканиями и пылающие огнём деревья, облитые перед съёмкой бензином.
Художественное произведение, поставленное в кино, или так называемая "хроника событий", дают собирательный образ: боёв, сражений и эпизодов, - отдаленно напоминающий войну. Должен вас разочаровать, от кино до реальной действительности на войне, - очень далеко. То, что творилось впереди, во время наступления стрелковых рот, до кино не дошло. Пехота унесла с собой в могилу те страшные дни.
Войну нельзя представить по сводкам Информбюро. Война - это не душещипательное кино про любовь на "фронте". Это не панорамные романы с их романтизацией и лакировкой войны. Это не сочинения тех прозаиков-"фронтовиков", у которых война - только второй план, фон, а на переднем, заслоняя всё пространство в кружевах литературных оборотов и бахроме, стоит художественный вымысел. Это не изогнутая стрела, нарисованная красным карандашом и обозначающая на карте остриё главного удара дивизии. Это не обведенная кружочком на карте деревня…
Война - это живая, человеческая поступь солдата, - навстречу врагу, навстречу смерти, навстречу вечности. Это человеческая кровь на снегу, пока она яркая и пока ещё льётся. Это брошенные до весны солдатские трупы. Это шаги во весь рост, с открытыми глазами - навстречу смерти. Это клочья шершавой солдатской шинели со сгустками крови и кишок, висящие на сучках и ветках деревьев. Это розовая пена в дыре около ключицы - у солдата оторвана вся нижняя челюсть и гортань. Это кирзовый сапог, наполненный розовым месивом. Это кровавые брызги в лицо, - разорванного снарядом солдата. Это сотни и тысячи других кровавых картин на пути, по которому прошли за нами прифронтовые "фронтовики" и "окопники" батальонных, полковых и дивизионных служб.
Но война - это не только кровавое месиво. Это постоянный голод, когда до солдата в роту доходила вместо пищи подсоленная водица, замешанная на горсти муки, в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу, в каменных подвалах, когда ото льда и изморози застывает живое вещество в позвонках. Это нечеловеческие условия пребывания в живом состоянии на передовой, под градом осколков и пуль. Это беспардонная матерщина, оскорбления и угрозы со стороны штабных "фронтовиков" и "окопников".
