Сон свидригайлова в романе достоевского «преступление и наказание. Сны в романе Достоевского «Преступление и наказание

Сон - удивительное состояние, дарованное человеку. В это время перестаёт работать человеческое сознание, выключаются «тормоза», сдерживающие личность в определённых рамках, начинает действовать подсознание. Во сне человек не может притворяться и лгать самому себе, поэтому в снах наиболее отчётливо проявляется внутренний мир, душевное состояние личности. Именно эта особенность сновидений привлекала писателей-психологов, которые хотели глубоко проникнуть в душу своих героев. В романе «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевский даёт осмысление этому приёму.
Своё представление о современной действительности, где нормой жизни стали жестокость, несправедливость и озлобленность, Достоевский выразил в картинах приснившегося Раскольникову детства. Символический сон об избиении клячи явился своего рода осуждением насилия. Родиону снится безобразная картина избиения маленькой, тощей, саврасой крестьянской клячи. Сострадание, боль за другое существо как собственная боль разрывает сердце Родиона- мальчика. Сострадание обращает Раскольникова и во сне к активной защите угнетённых, обиженных. Вместе с тем здесь же угадывается частный мотив - убийство кроткого, беззащитного, «бессловесного» существа, то есть якобы случайная встреча с JIизаветой оказывается предрешённой, правда, во сне. Раскольников видит собственное душевное «пробуждение», самого себя в момент непосредственных жизненных ощущений и чувств: «Он плачет. Сердце в нём поднимается, слёзы текут». Так же он будет плакать вместе с Соней: «Он плакал и обнимал её колени... Слёзы стояли в их глазах».
Интересно то, что автор как бы расставляет акценты на важном и малозначительном в этом сне. После вскользь упомянутых церкви и кладбища ещё более ужасным представляется Родиону кабак, символизирующий, по мысли Достоевского, идею неблагообразия людей, их бездуховности, распада патриархальной нравственности, «содома безобразнейшего»; там «орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели, так часто дрались». Из живых, непосредственных наблюдений автора над жизнью тогдашнего Петербурга выросли многочисленные уличные сцены в романе.
Удивительно символичен сон-бред Раскольникова, где автор в своём обобщении поднимается до иносказания. Картины оазиса, ручья с «чудесной-чудесной, голубой, холодной» водой и «чистого, с золотыми блёстками» песка показывают неординарность личности бывшего студента. Одной из функций этого сна-видения является отображение подсознания героя: душа Раскольникова не чужда прекрасному, и поэтому она способна возродиться.
В Раскольникове уживается как прекрасное, так и отвратительное. Тёмная его сторона души раскрывается в кошмарном видении, возвращающем Родиона Романовича на место его преступления. Этот сон выявляет авторскую позицию: писатель уверен, что зло нельзя совершить безнаказанно, и смех старушки, которая «так вся и колыхалась от хохота» после многочисленных ударов Раскольникова, это смех над «тварью дрожащей». Являясь рабом своей теории, которая даже во сне не отпускает его, Родион тем не менее понимает, что он не относится к «право имеющим». После этого сна недаром появляется Свидригайлов, он - как олицетворение злых сил и продолжения этого кошмара наяву.
Сон Свидригайлова показывает, что он весь во власти злых сил: в глазах пятилетней девочки, которой он хотел помочь, герой увидел лишь разврат. Так автор раскрывает истинную сущность героя, всю глубину его нравственного падения; страшная пучина зла обволокла Свидригайлова, и его духовное возрождение невозможно, потому что даже на подсознательном уровне он порочен.
Одной из функций снов является изображение истинной, ничем не завуалированной сущности. В снах вещи, события предстают перед нами такими, какими они есть на самом деле. Именно из бреда умирающей матери Раскольникова мы узнаём, «что она гораздо более подозревала в ужасной судьбе сына, чем даже предполагали».
Главная черта, объединяющая многие сны героев в «Преступлении и наказании», это присутствующие в них боль и страх. Это не легкие сновидения людей с чистой совестью, а ужасные кошмары тех, кто ночью расплачивается за то, что сделал днём. Последний сон Раскольникова о моровой язве как бы подводит черту его нравственным мучениям, именно после этого сна происходит душевное возрождение героя.
Исследователь творчества Достоевского Е. Г. Буянова полагает, что на протяжении всего романа студент находится как бы в состоянии «вечного сна» и окончательно просыпается только после провидческого сна о моровой язве: «...он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим». Выздоровление сознания героя происходит в романе как отказ от убеждения в истинности собственного «нового слова». Здесь проявляется позиция Достоевского, уверенного в том, что всякое умствование, не имеющее духовной основы, страшно.
Весь сюжет романа фантастичен, Достоевский намеренно сближает реальность со сновидением. Писатель так определял свой творческий метод: «У меня свой особенный взгляд на действительность, и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительности». Именно это объясняет наличие такого большого количества снов в произведениях Достоевского, одно из которых полностью построено на этом художественном приёме («Сон смешного человека»).

июня 28 2011

Сон Свидригайлова проливает дополнительный свет на его решение уйти из жизни, и вслед за сценой «поединка» между ним и Дуней психологически раскрывает его характер. В одной из картин сна содержится подтверждение слухов о совершенном им «фантастическом душегубстве» - насилии над глухонемой четырнадцатилетней девочкой. Об этом в свое время рассказывал Лужин Дуне и ее матери (228). В описании сна читаем: «…посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб. Вся в цветах лежала в нем девочка но улыбка на бледных губах ее была полна какой-то недетской, беспредельной скорби и великой жалобы. Свидригайлов знал эту девочку; ни , ни зажженных свечей не было у этого гроба и не слышно было молитв. Эта девочка была самоубийца-утопленница. Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое, детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…» (391). В этих словах, вырвавшихся из подсознания Свидригайлова - его собственный себе приговор. Самоубийство Свидригайлова происходит в такую же холодную ветреную ночь.

Картина сна Ставрогина, воспроизведенная в его исповеди, должна была отразить поворотный психологический момент в судьбе центрального персонажа «Бесов». На
фоне прекрасного образа счастливой жизни людей неожиданно возникает перед взором Ставрогина «красненький паучок» - напоминание о страшном преступлении, а затем и сама Матреша, грозящая кулачком. Так впервые вошло в сознание Ставрогина ощущение себя великим грешником, преступником, которому нет прощения. Характерно, что видение «золотого века» у Версилова, перешедшее к нему из ненапечатанной исповеди Ставрогина, имеет совершенно другую психологическую окраску. Вер-силов сохранил моральное право на великую мечту о гармоническом обществе будущего, Ставрогин такое право потерял. Сон явился первым толчком к осознанию Ставро-гиным и этой его трагедии. Именно во сне видит Митя плачущего ребенка, наглядно воплотивший его подсознательно зревшую решимость «пострадать за дитё». Психологический смысл снов у Достоевского кратко и точно выражает одна из его черновых записей: «Али есть закон природы, которого не знаем мы и который кричит в нас. Сон» (ЛП, 530).

Чем сложнее и глубже душевные процессы, тем отчетливее обнаруживается установка Достоевского на изображение внешних проявлений внутреннего состояния, подчас неосознанного самими персонажами. Стремление к «недоговоренности», «недосказанности» (ЛН, т. 77, 141, 143) помогает автору объективно представить такую многогранную картину душевной жизни, которая заведомо не поддается прямым и точным аналитическим определениям. Сравнивая черновые записи с окончательным текстом, мы, как правило, видим неуклонную тенденцию к замене психологического анализа изображением психологии, тенденцию вполне сознательную, закрепленную многими заметками автора, адресованными себе.

В рукописях «Преступления и наказания» достаточно полно отражена творческая подготовка Достоевского к описанию любви и Сони: «Любить! разве она полюбит меня, восклицает он и тут же признается Разумихину во всем. Соня и он. Разве вы не страдали? Он перед ней на коленях: Я люблю тебя. Она говорит ему: Отдайтесь суду. Стало быть, ты меня не любишь, говорит он» (ЛП, 527). Через много страниц опять: «Зачем вы это сделали. Слезы. Я люблю тебя - горячий разговор» (561). И сразу же, внезапно, как открытие - большими буквами: «№. НЕ НАДО: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ» (там же). Далее - «О любви к Соне мало; только фактами» (562).

Наконец, под заголовком «Капитальное и главное)} разъясняется, как должно строиться описание: «Никогда ни одного слова не было произнесено о любви между ними; но Соню, кроме того, что она влюбилась в него еще в вечер смерти отца, с первого разу поразило то, что он, чтобы успокоить ее, сказал ей, что убил, следственно до того ее уважал, что не побоялся ей открыться совсем. Он же, не говоря с ней о любви, видел, что она нужна, как воздух, как все - и любил ее беспредельно» (537). В окончательном тексте нет не только разговоров о любви между героями, но и никаких авторских пояснений. Все «леса» убраны. Перед читателем открывается картина отношений между героями, проникнутыми этим чувством.

В сцене чтения Евангелия «восторженное волнение» и «радостное ожидание» Сони (6, 250-251) отражают ее решимость открыть Расколышкову «тайну» своей веры и обратить в эту веру ие просто несчастного, но, главное, уже горячо любимого ею человека, в чем она не в силах признаться даже себе самой, как, впрочем, и - в своем чувстве к Соне.

Между тем показано, какое ошеломляющее действие производит на Соню земной поклон Раскольникова, поцеловавшего ей ногу. Его слова: «Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился», которые иногда вводят в заблуждение исследователей, видящих в них только идейный смысл, не обманули Соню. Восторг и нежность, обращенные к ней лично, не могла не услышать она в словах, произнесенных тотчас же: «Слушай,… я давеча сказал одному обидчику, что он не стоит одного твоего мизинца … и что я моей сестре сделал сегодня честь, посадив ее рядом с тобою» (246). В этом свидании, как в глубине души понимала Соня, решались не только вопросы веры и совести, но и судьба их любви. Именно любовь не позволила ей догадаться, что Раскольников - убийца, хотя он почти уже признался. Зато с безумным волнением вспоминались прямые свидетельства его чувства: «„Господи! как он знает, кто убил Лизавету? Что значили эти слова? Страшно это!” Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак! Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил… говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже жить не может. … О господи!» (253). И потом ночью, среди других видений - «он, с его бледным лицом, с горящими глазами… Он целует ей ноги, плачет…» (там же).

Среди внешних характеристик душевного состояния персонажей Достоевского особое место занимают их портреты, в которых часто подчеркивается некая загадочность, отражающая тайну души, трепетно-живой, и потому всегда себе не равной. Если описание постоянных примет не представляет художественной проблемы для Достоевского, то выявление глубинной, иногда даже подсознательной, внутренней жизни персонажа через его внешние черты и поступки - одна из сложнейших задач писателя.
Структура традиционных портретных описаний с психологическим анализом от автора не удовлетворяет Достоевского, хотя он пользуется и ею. Мысль писателя по этому поводу выражает, думается, Аркадий Долгорукий, подробно и проницательно описывающий внешность молодого князя Сокольского («Подросток»): «Он был сухощав, прекрасного роста, темыорус, с свежим лицом, немного, впрочем, желтоватым, и с решительным взглядом. Прекрасные темные глаза его смотрели несколько сурово, даже и когда он был совсем спокоен. Но решительный взгляд его именно отталкивал потому, что как-то чувствовалось почему-то, что решимость эта ему слишком недорого стоила. Впрочем, не умею выразиться… Конечно, лицо его способно было вдруг измениться с сурового на удивительно ласковое, кроткое и нежное выражение, и, главное, при несомненном простодушии превращения.

Это-то простодушие и привлекало» и т. д. (13, 154). Казалось бы, портрет достаточно характерный для Достоевского: в нем отражен внутренне-противоречивый облик персонажа, с неуловимой, таинственной сменой душевных движений, и все же рассказчик заключает: «Впрочем, чрезвычайно трудно так описывать лицо. Не умею я этого вовсе» (там же). Трудность создания литературного портрета связана с убеждением Достоевского, зафиксированным в записной тетради 1876 г.: «Лицо человека есть образ его личности, духа, достоинства» (ЛН, т. 83, 436). Как в лице отражается ? Достоевский высвечивает те детали внешнего облика персонажа, которые помогают увидеть нечто сокровенное в глубинах его души. Значение таких деталей, не разъясняемое повествователем, раскрывается или в конкретной ситуации, или в дальнейшем течении сюжета, или (часто) в непосредственном восприятии других лиц.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Сон Свидригайлова и Картина сна Ставрогина . Литературные сочинения!

Страница 1

Символично, что в романе Свидригайлов появляется как бы из четвертого сна Раскольникова: «… Но странно, сон как будто все еще продолжается: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек. "«Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться…»

Это увязывает цикл сновидений Раскольникова и сны Свидригайлова.

Свидригайлов действительно как сон, точно густой, грязно-желтый петербургский туман. «Мы с вами одного поля ягоды»,- говорит он Раскольникову, и, несмотря на все омерзение к нему, тот чувствует, что это правда, что у них есть какие-то «общие точки». Свидригайлов только далее ушел по тому же пути, на который едва ступил Раскольников, и он показывает убийце «по совести» неизбежные выводы его псевдонаучной теории, служит ему вещим зеркалом. Именно поэтому Раскольников и боится Свидригайлова, боится как тени своего пророка.

Первый сон Свидригайлова, так же как и первый сон Раскольникова, предвещает дальнейшую судьбу героя, являясь пророческим.

Сны Свидригайлова  двойники снов Раскольникова. Не случайно, что связаны они образами детей.

Первый сон Свидригайлова заставляет нас, читателей, вспомнить семилетнего мальчика и «идею-гроб» Раскольникова.

В обвитом цветами гробу лежит девочка-самоубийца:

« Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившую это молодое детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяние, не услышанный, а поруганный в темную ночь, во мраке, в ходе, в сырую оттепель, когда выл ветер…»

Эмоционально - смысловое наполнение этого сна идентично второму сну, в котором Свидригайлов видит спящую пятилетнюю девочку:

«Девочка эта спала крепким и блаженным сном… краска уже разлилась по ее бледным щекам. Но странно6 эта краска обозначалась как бы ярче и сильнее, чем мог быть обыкновенный детский румянец… Алые губки точно горят, пышут, но что это? ее губки раздвигаются в улыбку… это уже… явный смех… но вот она уже совсем поворачивается к нему всем пылающим личиком, простирает руки… «А, проклятая!»  вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку…» Образ девочки чистой и невинной превращается в образ сладострастный и порочный.

Ангельски чистая душа утопленницы и смеющееся лицо пятилетней девочки с «огненным и бесстыдным взглядом» это перевернутый, страшный и «поруганный» мир чистого, светлого семилетнего мальчика:

«Что-то бесконечно безобразное и оскорбительное было в этом смехе, в этих глазах, во всей этой мерзости, в лице ребенка».

Первый сон Раскольникова предвещал роковые последствия его губительной идеи, сны Свидригайлова ставят финальную точку, показывая весь цинизм этой «идеи-страсти», когда даже дети становятся заложниками преступных действий «по совести».

«Боже! Да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор…» восклицает Раскольников, пробудившись ото сна.

Возьмет! Еще как возьмет! И будет размахивать им, доказывая правоту своей теории.

Свидригайлов же возьмет другое смертоносное оружие и выстрелит себе в висок, тем самым похоронит «идею-гроб», приняв на себя страшный грех самоубийцы. «Покаяние» тени Раскольникова свершилось. Свидригайлов «вышел из сна» и «вернулся в сон» «жизнь есть сон». Раскольникову же придется долго и мучительно пробуждается от сна, в который ввергла его безумная идея, и стать одним из тех, кому предназначено «начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю».

Концепт «толпа» в сновидениях Родиона Раскольникова.

Концепт  один из наиболее интересных объектов исследования, так как является основой для адекватного отражения индивидуальной картины мира.

Анализ концептов дает возможность восстановления основных мировоззренческих координат существования личности. Термин «концепт» в современной лингвистике не разработан детально, но многие исследователи считают, что концепт  это «термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека». Такое определение концепта мы находим в «кратком словаре когнитивных терминов» под редакцией Е.С. Кубряковой.

Аркадий ИвановичСвидригайлов

Образ Свидригайлова Д. Мережковский характеризует так:

«Характер Свидригайлова создан из поразительных контрастов, из самых резких противоречий, и, несмотря на это, а может быть, благодаря этому, он до такой степени живой, что нельзя отделаться от странного впечатления, что Свидригайлов больше, чем лицо романа, что когда-то знал его, видел, слышал звук его голоса».

В романе Достоевского «Преступление и наказание» Аркадий Иванович Свидригайлов представлен как тёмный двойник Раскольникова; он порождён кошмаром главного героя, выходит из его сна. «Ты его точно видел ― ясно видел? Гм… то-то. А то, знаешь, мне подумалось… мне всё кажется, что это, может быть, и фантазия…»

Свидригайлов — тёмный двойник Раскольникова

Свидригайлов ― тот же Раскольников, но уже окончательно «исправленный» от всяких предрассудков. Они идут по одному пути, но Свидригайлов свободнее и смелее Раскольникова и доходит до конца. Раскольников отменяет старый уклад жизни во Христе, вытесняя из себя человеко божеское, выковывая бога человеческое, но при этом всё ещё цепляется за красоту и благородство. Свидригайлов последовательнее: добро и зло ― относительны, всё позволено ― всё безразлично. Остаётся только мировая скука и пошлость.

Свидригайлов ― сладострастник; на его совести страшные преступления: убийство жены, самоубийство слуги Филиппа и четырнадцатилетней оскорблённой им девочки. Он любит грязный разврат, но совесть его спокойна. Он испытывает степень своей свободы во зле и не находит предела.

Совершая зверские поступки, при этом Свидригайлов не законченный злодей: Аркадий Иванович великодушно отпускает Дуню, раздаёт деньги, помогает Мармеладовым.

Свидригайлов, стоящий на перепутье божественного и дьявольского, испытывает муки совести. Он, не верящий в Бога, всем своим поведением и манерами отрицающий жизнь истинного христианина, остаётся честным и искренним перед самим собой. В результате духовных терзаний, жизнь и сон Аркадия Ивановича сливаются в единую материю сна-галлюцинации .

В романе «Преступление и наказание» на сновидения возложена особая задача ― передать скрытую, неизвестную сторону души героев. Для творчества Достоевского вообще характерно отразить нравственную патологию героев, которую наяву они не хотят признавать. В своей книге «Самообман Раскольникова» Ю. Карякин пишет:

«Сны у Достоевского ― это обнажённая совесть, не заговорённая никакими успокоительными, славными словечками.

Сны-кошмары у Достоевского ― не зеркальное повторение происходящего наяву, не простой дубликат действительности. Это всегда чудовищная аберрация, но всегда ― отражение действительности в кривом и увеличивающем зеркале».

Такое вот увеличивающее зеркало ждало в конце жизни и Свидригайлова. Его сон ― это разговор с самим собой, со своим внутренним миром, запредельным, но очень обнажённым и честным. В своих предсмертных снах Свидригайлов видит самого себя, сталкивается с множеством образов, которые рождаются в его воображении. Сновиденческие картины и образы провоцируют реакцию на них, запечатлённую непосредственно в самом сне, и служат особой формой его исповеди. Эти сны играют роль надвигающейся катастрофы в жизни Свидригайлова.

В последнюю свою ночь Свидригайлов видит три сна-галлюцинации. Эти сны один другого кошмарнее. «ʺВходʺ в эти сны и ʺвыходʺ из них почти стёрты, и трудно, подчас невозможно… определить, когда Свидригайлов забывается, а когда ― приходит в себя. Так и должно быть, потому что грань бытия и небытия для него давно уже стёрта”, ― говорил Ю. Карякин .

Свидригайлов последнюю ночь своей жизни провёл в дрянной гостинице. В его комнате было полно мышей. И вот Свидригайлову в первом сне мерещатся мыши ― это типичный алкогольный бред, «белая горячка»:

«… вдруг как бы что-то пробежало под одеялом по руке его и по ноге… он встряхнул одеяло, и вдруг на простыню выскочила мышь. Он бросился ловить её; но мышь не сбегала с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку, он бросил подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и уже за спиной, под рубашкой. Он нервно задрожал и проснулся».

По многим сонникам, мыши символизируют коварные замыслы. Образ мыши является предвестником беды, надвигающейся катастрофы, апокалипсиса, который должен случиться со Свидригайловым. Мышь ― это символ-воплощение души умершего, предвестник скоропостижной кончины. Приснившаяся, а в дальнейшем прыгнувшая за пазуху к Свидригайлову мышь постепенно приближает героя к неминуемой трагедии и скорой гибели. Согласно архетипам Юнга , мыши обозначают и сватовство. Но герой и сватался накануне.

Перейдя во второй сон, Аркадий Иванович видит «… прелестный пейзаж; светлый, тёплый, почти жаркий день, праздничный день, Троицын день». Герою всюду видятся цветы и травы, непременные спутники Троицына дня. Здесь царит жизнь и девственная чистота природы, но стоит Свидригайлову войти в дом, как всё меняется:

«… посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб. Вся в цветах лежала в нём девочка, но улыбка на бледных губах её была полна какой-то недетской, беспредельной скорби и великой жалобы. Свидригайлов знал эту девочку; ни образа, ни зажжённых свечей не было у этого гроба и не слышно было молитв. Эта девочка была самоубийца-утопленница. Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорблённое обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое, детское сознание, залившею незаслуженным стыдом её ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в тёмную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…»

В этих словах, вырвавшихся из подсознания Свидригайлова - его собственный себе приговор. Самоубийство Свидригайлова происходит в такую же холодную ветреную ночь. Подсознание как бы говорит Свидригайлову: «Ты погубил невинное создание, умри же сам».

Белый цвет платья девочки здесь несёт оттенок смерти и тоски. Свидригайлов словно из пространства жизни перемещается в пространство смерти. Герой не видит здесь ни панихиды, ни свечей, ни толпы людей у гроба. Девочка из его сна ― самоубийца, утопленница, не перенесшая насилия и надругательства.

Эта галлюцинация дает отсылку к прошлому Свидригайлова, к отголоскам слухов, которые бросают тень на его «доброе» имя и «безупречную» репутацию. Аркадию Ивановичу кажется, что он знает эту девочку: это именно та совращённая им глухонемая.

Во втором сне очень явственно проступает тема борьбы совести Свидригайлова с его развратной стороной души. Герой, который в своей галлюцинации не хочет лгать себе, впервые испытывает ужас от насилия, грязи, распутства, человеческой низменности, от тех моральных устоев, что в жизни доставляли ему лишь наслаждение. Изнасилование этой девочки, а тем паче её смерть, оставили в развращённой и очень впечатлительной душе Свидригайлова самый глубокий след. Просто на протяжении нескольких лет это впечатление было вытеснено другими реалиями, например, любовью к Дуне, сестре Раскольникова.

Этот сон Свидригайлова проливает дополнительный свет на его решение уйти из жизни, и вслед за сценой «поединка» между ним и Дуней психологически раскрывает его характер. В одной из картин сна содержится подтверждение слухов о совершенном им «фантастическом душегубстве» - насилии над глухонемой девочкой. Об этом в своё время рассказывал Лужин Дуне и её матери.

Каждый следующий сон-галлюцинация Свидригайлова всё более и более отвратительный, несущий в себе катастрофическое, разрушающее воздействие на душу героя. Перейдя в третий и последний сон, Свидригайлов находит в углу пятилетнюю девочку, сбежавшую от расправы за разбитую тарелку от матери-пьянчужки. Свидригайлов здесь испытывает чувство страха:

«… её губки раздвигаются в улыбку, кончики губок вздрагивают, как бы ещё сдерживаясь. Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже смех, явный смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом не детском лице; это разврат, это лицо камелии, нахальное лицо продажной камелии из француженок. Вот уже совсем не таясь, открываются оба глаза: они обводят его огненным и бесстыдным взглядом, они зовут его, смеются…»

В этом сне Свидригайлов спасает невинную девочку, заботится, согревает, укладывает её спать. В его мыслях нет никакого злого умысла, но внезапно это маленькое существо превращается в него самого. Ранее такое румяное детское личико приобретает выражение развратной девицы. Пошлость, лицемерие, цинизм написаны на нём. Свидригайлов и эта малютка меняются местами. Герой осознает насколько он низок и страшен. Настоящий кошмар овладевает им, он начинает мучиться. Совесть подсказывает ему, что единственный выход ― это самоубийство. Своей жизнью или лучше сказать проживанием её, он преступал главные христианские заповеди: не убий, не укради, не прелюбодействуй. Живя в своё удовольствие, Свидригайлов не ценил дружбы и не верил в настоящую любовь. Аркадий Иванович убивает в себе человеко-божеское. Будучи двойником Раскольникова, Свидригайлов не нашёл для себя человека, с которым мог бы отмаливать свои грехи. У него не было своей Сонечки. Если во втором сне показана борьба совести, то последний сон ― это взгляд в уродливое зеркало его души. Свидригайлов терпит крах, нравственное банкротство.

Весь ночной кошмар героя сопровождает образ зловещей природы. Описания природы помогают Свидригайлову перейти из одного мира в другой, из бытия в небытие. Не случайно, что каждая галлюцинация оканчивается зарисовкой погоды за окном. Образ природы показан по принципу градации: от меньшего зла к бóльшему.

В течение всей кошмарной ночи Свидригайлова преследует ощущение холода и сырости, неприятное ощущение промозглости. Ветер, вначале только завывающий, не дающий спокойно спать, вызывающий неприятные обрывчатые мысли, в дальнейшем «хлынет неистово в его каморку и облепит ему лицо и прикрытую одною рубашкой грудь». Образ ветра дан Достоевским как символ нарастающей беды , которая неумолимо покарает Свидригайлова за его грехи.

В эпизоде снов Аркадия Ивановича присутствует и образ воды . Эта вода не очищающая священная стихия, она связана с пошлостью и развратом. В первом сне Свидригайлов видит мышь, которая скользит из-под его пальцев; во второй галлюцинации в гробу герою мерещится девочка-подросток с мокрыми волосами; а в последнем сне он заботится о «девочке лет пяти, не более, в измокшем, как поломойная тряпка, платьишке».

Важен для эпизода снов Свидригайлова и образ свечи . Свеча ― это символ связи человека с Богом, космосом, иными мирами. Свидригайлов, переходя из одной галлюцинации в другую, непременно зажигает свечу. Потеряв же последнюю надежду в перерождение личности, увидев свой истинный образ, герой её больше не зажигает, он окончательно опустошил себя и не видит более смысла в жизни. Его свеча окончательно потухла. «Он на той же постели, так же закутанный в одеяло; свеча не зажжена, а уж в окнах белеет полный день».

Достоевский вводит в сны Свидригайлова и тему тумана . Окончательно разуверившись в жизни, не видя более смысла продолжать её, измученный совестью герой уходит. Он навсегда растворяется в этом «молочном, густом тумане, лежащим над городом». Туман в данном эпизоде последний оплот жизненного пути Свидригайлова.

Итак, дойдя до абсурда, Свидригайлов признаёт свой проигрыш. Приговор его окончателен и обжалованию не подлежит. Сновидение о пятилетней «камелии» явилось прямым импульсом к самоубийству. Это сновидение есть кульминация всего романа, которая обрушивает лавину ускорений и порождает развязку. Ещё определеннее - кульминацией всего романа «Преступление и наказание» является фраза: «Как, пятилетняя! это… что ж это такое?» Эгоистический рассудок признаёт себя побеждённым в этих внезапно развалившихся, прерывистых словах.

В высшей степени интересен исходный литературный материал кошмара Свидригайлова. Гоголевский приём «сновидения в сновидении», использованный здесь Достоевским , подсказывает: материалом кошмара Свидригайлова послужила проза Гоголя , а именно - «Вий». Когда Хома Брут смотрит на лежащую в гробу панночку, её «резкая и вместе гармоническая красота» вызывает в нём трепет:

«Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро, казалось мыслило; брови - ночь среди солнечного дня, тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста - рубины, готовые усмехнуться… Но в них же, в тех же общих чертах, он видел что-то страшно пронзительное. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть. <…> Рубины уст её, казалось прикипали кровию к самому сердцу. Вдруг что-то страшно знакомое показалось в лице её.

И ещё одно место из «Вия»:

«Ему даже показалось, как будто из-под ресницы правого глаза её покатилась слеза, и когда она остановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови».

А теперь (в сокращении) картина из романа Достоевского :

«Алые губки точно горят, пышут; но что это? Ему вдруг показалось, что длинные чёрные ресницы её как будто вздрагивают и мигают, как бы приподнимаются, и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски-подмигивающий глазок, точно девочка не спит и притворяется.

<…> Вот, уже совсем не таясь, открываются оба глаза; они обводят его огненным и бесстыдным взглядом, они зовут его, смеются… Что-то бесконечно безобразное и оскорбительное было в этом смехе, в этих глазах, во всей этой мерзости в лице ребёнка <…> «А, проклятая!» - вскричал в ужасе Свидригайлов…»

Портфолио Свидригайлов

В этих фрагментах мы выделяем лексические совпадения и параллели : «уста», «губки», «ресницы», «ему <…> показалось, как будто…», «что-то страшно пронзительное» и «что-то бесконечно безобразное и оскорбительное…» и т. д. Обе картины изображают узнавание : у Гоголя узнавание ведьмы в прекрасной панночке, у Достоевского - «камелии» в маленькой девочке. В том и другом случае создаётся впечатление «порочной красоты», но в «Вие» она имеет зловещий, адский характер, а в кошмаре Свидригайлова (в соответствии с его характером) - вызывающе наглый, откровенно эротический. Несомненно, этот поворот подсказан Достоевскому зачаточными эротическими моментами гоголевского описания: «щёки, пылавшие жаром тайных желаний» - это уже «программа» трансформации у Достоевского ; в том же направлении идёт гоголевское: «рубины, готовые усмехнуться». Результирующая эмоция обоих описаний - ужас.

Портрет мёртвой красавицы из «Вия» и распознание героем дьявольской природы её красоты трансформированы Достоевским в направлении цинического и вызывающе эротического умонастроения Свидригайлова и его главной тайны - надругательства над малолетней девочкой. Подмигивающий и подсматривающий глазок - изумительная находка Достоевского , типичное проявление мании преследования (пейзажи, нарисованные подобными больными, нередко бывают усеяны следящими глазами, только глазами, без лиц).

Свидригайлов жив! Портрет современного губернатора-Свидригайлова

Угрызения совести и стыд преобладают в снах Раскольникова, угрызения совести и страх преследования - в кошмарах Свидригайлова.

Вспомните об этом в нужный момент

Альтернатива 2-летних Высших литературных курсов и Литературного института имени Горького в Москве, где учатся 5 лет очно или 6 лет заочно, - Школа писательского мастерства Лихачева. В нашей школе основам писательского мастерства целенаправленно и практично обучают всего 6-9 месяцев, а по желанию учащегося - и того меньше. Приходите: истратите только немного денег, а приобретёте современные писательские навыки и получите чувствительные скидки на редактирование своих рукописей.

Инструкторы частной Школы писательского мастерства Лихачева помогут вам избежать членовредительства. Школа работает круглосуточно, без выходных.

Когда-то измученному по жизни телесным разжжением и плотским вожделением Свидригайлову, растлившему глухонемую девочку-подростка (покончившую потом с собой), отравившему свою жену и собирающемуся в свои вдовые пятьдесят лет жениться на невинной девушке, которой еще нет и шестнадцати - этому старому развратнику с сожженной совестью привиделся сон, что он подобрал мокрую замерзшую девочку, еще младенца и уложил согреться в свою постель. Заподозрив, что она не спит, Свидригайлов вгляделся в ее лицо: «Да, так и есть: ее губки раздвигаются в улыбку… Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже … явный смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском лице; это разврат, это … нахальное лицо продажной камелии… Вот, уже совсем не таясь, открываются оба глаза: они обводят его огненным и бесстыдным взглядом, они зовут его, смеются… Что-то бесконечно безобразное было в этом смехе, в этих глазах, во всей этой мерзости в лице ребенка. “Как! пятилетняя! - прошептал в настоящем ужасе Свидригайлов, - это… что ж это такое?” Но вот она уже совсем поворачивается к нему всем пылающим личиком, простирает руки… “А, проклятая!” - вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку… Но в ту же минуту проснулся» (Достоевский Ф.М. Преступление и наказание»).

Опустошенный развратом, или говоря современным языком, сексом, Свидригайлов застрелился, оборвав выстрелом из револьвера свою жизнь, ставшую кошмаром наяву.

Наша беда в том, что ночной кошмар Свидригайлова ныне происходит в яви и во всероссийском масштабе. Бесчеловечные ужасы капитализма, столь оскорблявшие чувствительную душу Достоевского в 19 веке, ныне реализуются на наших глазах. Перефразируя классика, мы теперь с полным основанием можем утверждать, что капитализм 21 века - это есть либеральная власть плюс сексуализация всей страны. Последнее надо понимать буквально: зеленый свет дан любому и ничем неограниченному, публичному сексу «от Москвы до самых до окраин», от школьных туалетов до высоких служебных кабинетов, от детей до стариков…

Так, Вице-спикер Госдумы Любовь Слиска утверждает, что в данном законодательном органе сидит педофильское лобби, препятствующее принятию жестких законов против этих «любителей детей». О том же говорит Астахов, уполномоченный по правам ребенка. Другое лобби законодательно покрывает сексменьшинства и их публичную активность, безнравственный беспредел наших СМИ…

Виноваты не дети. Они жертвы. Тяжкая вина лежит на власть имущих взрослых, создающих удобный законодательный, информационный, культурный, (без)нравственный общественный фон для удовлетворения своих греховных страстей.

Христос говорил ученикам: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне» (Мф. 18.14). «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18.5-6). «Горе миру от соблазнов: ибо надобно придти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18.7).

Соблазнители детей не только прямые педофилы и насильники, но и те кто формируют безнравственное информационное и культурное поле в стране. На них распространяются и грозные слова Спасителя, и анафемы 7-го Вселенского собора о создателях искусительной сексуальной продукции, растлевающей души людей.

В свое время Господь обещал Аврааму помиловать Содом ради 10 праведников, но таковых там не нашлось (Быт. 18.20-33). По милосердию Божию ангелы вывели из обреченного на сожжение города семью пришельца (иностранца) - праведного Лота, противоставшего содомитам, сексуально посягавшим на его гостей (Быт. 19.1-27). Надлежит и нам, пребывающим на своей Родине, как в чужом Содоме, делать все возможное против греха, если не из любви к Богу или к детям, то хотя бы по страху сгореть заживо здесь и вечно гореть после смерти «там».

Мария Городова в РГ затронула очень важную и крайне болезненную тему - целомудрие, любовь, искаженное и уничтоженное взрослыми грехами детство… Хочется надеяться, что это обсуждение поможет развернуть широкую общественную дискуссию с привлечением всех честных и неравнодушных людей, независимо от их религиозной принадлежности и религиозности вообще. Будем надеяться, что это обсуждение поможет сдвинуть с мертвой точки ситуацию с принятием новых законов, защищающих честь, достоинство, жизнь и будущее детей, о которых Господь заповедал нам: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах видят лице Отца Моего небесного» (Мф. 18.10). Аминь.

Читайте также: