Биографическая справка

Дмитрий Морозов, как он сам подчеркивает, коренной ­москвич. Его компания "Биокад" тоже была создана в Москве, однако именно в Петербурге бизнес достиг масштабов, которые позволили Дмитрию Морозову войти в рейтинг.

Компания "Биокад" стала одним из первых резидентов петербургского фармкластера и уже в 2013 году открыла здесь завод. В 2014 году благодаря выводу на рынок своих разработок - аналогов дорогостоящих импортных препаратов, "Биокад" нарастил оборот с примерно 3 млрд рублей в 2012–2013 годах до 8,5 млрд рублей.

Фармпроизводителем заинтересовались инвесторы, 20% "Биокада" приобрел "Фарм­стандарт", еще 50% купила структура, аффилированная с инвестиционной компанией Millhouse. Оставшиеся 30% Дмитрий Морозов сохраняет за собой.

Как изменилось состояние миллиардера в 2016 году

Основные активы: Компания "БИОКАД".

По данным DSM Group, в первом полугодии 2016 года объем госпитальных закупок препаратов компании вырос в 2 раза. Оборот ЗАО "Биокад" в 2015 году составил почти 9 млрд рублей.

В этом году "Биокад" приступает к строительству второго завода под Петербургом - на площадке "Нойдорф" ОЭЗ "Санкт-Петербург". Как ожидается, строительство завода площадью 24 тыс. м2 продлится до 2019 года, объем вложений в строительство и оснащение превысит 15 млрд рублей.

Российский фармрынок в недалеком будущем ждут большие потрясения, и готовиться к ним, принимать меры нужно уже сегодня, считает генеральный директор компании BIOCAD . В интервью , состоявшемся в рамках конференции «Биотехмед», он рассказал о проблемах российского фармрынка и поделился своим видением его перспектив.

Лента.ру: В своем выступлении на конференции вы заявили, что потенциал рынка дженериков будет исчерпан в ближайшие два-три года. Поясните, пожалуйста, что вы имели в виду.

В России успешно реализована программа «Фарма-2020». Значительная ее часть была направлена на то, чтобы научиться создавать дженерики - приобрести опыт, знания, технологии, построить производственные мощности. И эта программа выполнена. Происходит очень активное замещение препаратов, создается все больше производственных мощностей, ориентированных на выпуск дженериков. На рынке все больше игроков, что хорошо, но им ничего не остается, кроме как конкурировать в ценах. Цены начнут падать естественным образом, и выжить на этом рынке будет очень непросто. Это удастся только самым эффективным, тем, кто следит за затратами, и не только. Но у компаний уже не будет той маржи, которая позволит им создавать инновационные препараты, развивать новые технологии, формировать зарубежную сеть.

Мы не раз приводили в пример Турцию, где местные производители какое-то время развивались на внутреннем рынке, отбирая долю у бигфармы, и были успешны. Однако они не сумели перейти от модели импортозамещения и воспроизводства дженериков к созданию новых препаратов и выходу за рубеж. Они остались на своем маленьком замкнутом рынке. Правительство ввело жесткий контроль над ценами, обязало компании продавать дешево. Но производители субстанций, видя эту ситуацию, подняли цены, и внутренние участники рынка оказались в заложниках у ситуации - у них упали рентабельность и маржа. Сейчас они работают на грани, и любая ошибка приведет к банкротству. Правительство принимает стимулирующие меры, но время потеряно, капитала нет.

На международном рынке дженериков конкуренция, наверное, велика?

Да, конечно, там конкуренция большая, но даже на рынке дженериков за счет эффекта масштаба можно сохранить приличную доходность. Сейчас в России наблюдается стагнация этого рынка, и большинство препаратов продается дешевле, чем в остальном мире - в Европе, Китае. об этом говорила неоднократно.

А эти нововведения в методике расчета устанавливаемых производителями предельных отпускных цен на лекарственные препараты, включенные в список ЖНВЛП, при их государственной регистрации и перерегистрации вообще ставят крест на всей фармацевтической промышленности, потому что там прописаны заведомо дискриминационные меры для игроков. Компании, которые выводят биоаналоги (максимально приближенные по технологии производства и свойствам биотехнологические продукты), - а мы активно производим биоаналоги - вынуждены регистрировать цены на 60 процентов ниже оригинатора и дороже не могут продавать. Если же оригинатор решит снизить цену, он может продавать по достаточно хорошей цене, а мы нет. В чем тогда экономический смысл?

Если вы разработали инновационный препарат, то вы не можете зарегистрировать цену больше, чем с 30-процентной рентабельностью, говорится в этой методике. Так нас заставляют выводить исследовательские центры из России. То есть мы должны взять ученых, вывезти в Финляндию, и там создавать препарат, чтобы у нас не было ограничения в рентабельности? Это нонсенс!

Компания обязана все просчитывать, и мы оценили, как мы будем жить, если эту методику примут: порядка трех миллиардов рублей убытков от закрытых проектов, 250 молодых сотрудников, не уехавших за границу, оставшихся в наших инновационных центрах, чтобы развивать науку здесь, окажутся на улице, и все инновационные направления придется закрыть. Это катастрофа.

Как продвигаются ваши наукоемкие проекты, в том числе по созданию препаратов для лечения онкологических заболеваний?

Я считаю, что за онкоиммунологией большое будущее, мы видим потенциально прорыв в лечении плохо излечимых заболеваний. Наконец-то в мире появились знания, которые помогут нам выйти в конкретику. Я говорю о моделировании процессов, связанных с тем, как онкологическая клетка прячется в организме, и попытках воздействовать на эти процессы - это очень интересно и перспективно. Первые препараты уже вышли на рынок, и они есть у наших американских коллег. У нас отставание, по моим оценкам, не более трех лет - мы выведем похожий препарат. По другим таргетам мы будем выводить препараты на рынок одновременно, и это внушает оптимизм в борьбе с неизлечимыми заболеваниями.

Сейчас мы ведем клинические исследования по меланоме - это очень агрессивно развивающаяся опухоль. Пациенту дали всего пять месяцев жизни, но он живет уже больше года, и это всех нас сильно вдохновляет. Когда ты создаешь препарат, благодаря которому человек живет, - это очень мотивирует!

Как идет работа по реализации инвестиционного проекта в Санкт-Петербурге, соглашение о котором было подписано в рамках ПМЭФ?

Продвигается неплохо. Мы заканчиваем процесс оформления земли, город признал нас стратегическим инвестором, выделил территорию. Как только мы завершим процедуры, связанные с землеотведением, приступим к следующему этапу - концептуальному проектированию. То есть проект реализуется в рамках намеченных сроков.

А в какие сроки планируется его запуск?

Это зависит от многого. Во-первых, проектирование. У нас сложный объект, и необходима очень тщательная проработка этих вопросов. Во-вторых, нужно получить всю разрешительную документацию и так далее. Думаю, потребуется примерно два года на то, чтобы все подготовить и выйти на площадку. Далее строительство - два года, запуск - 8 месяцев. В фармацевтике вообще сроки большие, поэтому надо понимать, что это произойдет не завтра.

Вы говорили, что без экспортного направления, без выхода на зарубежные рынки фармотрасль в России не сможет развиваться.

Я убежден, что в силу объективных рыночных причин дженериковый рынок в России будет сжиматься, и тех игроков, кто не готовит свои компании к выходу за рубеж - неважно, с дженериками или инновационными препаратами, ждут серьезные трудности.

Необходим также анализ рынка, и тут я большие надежды возлагаю на информационную систему, разрабатываемую сейчас . Единая государственная информационная система в сфере здравоохранения (ЕГИСЗ) создается в России с 2011 года. Она будет полезна для исследования рынка, получения объективных данных.

Я также надеюсь, что различные обвинения в адрес фармотрасли тоже уйдут в прошлое. Есть действительно обоснованные претензии, но есть и совершенно необоснованные обвинения в сговорах и так далее. Мы всегда результативно взаимодействовали с ФАС, это очень эффективный орган, у нас было немало сложных моментов, однако мы всегда находили поддержку со стороны ФАС. И свою задачу мы выполняем - если посмотреть список жизненно необходимых и важнейших препаратов, то 80 процентов уже замещено отечественной продукцией. То есть нет былой зависимости от иностранных фармконцернов. Касательно вывода наших биоаналогов - нам удалось сэкономить государству более 13 миллиардов рублей.

Сложно ли российскому продукту выйти на иностранный фармрынок? Насколько сильна конкуренция?

Это не вопрос конкуренции. Если мы говорим о странах Западной Европы или США, то там ситуация простая - если у тебя нет 120 миллионов долларов на исследования, не приходи. То есть, чтобы вывести на европейский рынок продукт хорошего качества, который уже даже продается в других странах, надо потратить еще сотни миллионов долларов на дополнительные исследования: клинические с пациентами из европейских стран, учет требований регулятора к локализации препаратов за рубежом и т.п. Даже если мы соответствуем всем формальным условиям рынка другой страны, правила игры диктуют оригинаторы, и именно они требуют от производителей биоаналогов дополнительных исследований. Они рекомендуют регулятору необходимое количество пациентов для участия в таком исследовании. Затем они говорят: препарат (вместе с которым нужно проводить исследования) мы не продадим. Как проводить исследования? Где компании взять средства на это, на создание сети, продвижение?

В какие страны вы экспортируете продукцию?

Мы сейчас экспортируем продукцию в страны с меньшим барьерным входом - в Шри-Ланку, во Вьетнам, в страны Латинской Америки.

Каким вы видите фармрынок в среднесрочной перспективе?

Будет сильная ценовая эрозия на рынке дженериков, какое-то количество компаний уйдет с тех рынков, на которых они традиционно присутствуют. Также, наверное, стоит ожидать скандалов в связи с невыполнением фармкомпаниями своих обязательств - прежде всего в связи с экономическими причинами.

Что делать? Перестраивать модель бизнеса, делая упор на инновационные продукты, и обязательно искать деньги на других рынках тоже, потому что одного только внутреннего рынка для развития недостаточно. Чтобы компания была жизнеспособной, надо диверсифицировать бизнес с точки зрения рынков сбыта. Это просто необходимо.

Развенчивая мифы

Дмитрий Морозов: фармацевтика – сложный бизнес, но если не бояться трудностей, вы получаете постоянно растущий рынок

В рейтинге «200 самых прибыльных компаний Северо-Запада по итогам 2013 года», который был подготовлен аналитическим центром журнала «Управление бизнесом» (№ 16, «На внутренний спрос»), компания BIOCAD (ЗАО «Биокад») заняла 101-е место. В интервью журналу основатель и генеральный директор компании BIOCAD Дмитрий Морозов рассказал о новых проектах компании, оценил перспективы фармацевтической отрасли и предложил больше доверять отечественным производителям.

– В феврале этого года вы объявили о многократном, с 330 млн до 3 млрд рублей, увеличении объемов инвестиций в строительство второй очереди производственного комплекса, расположенного в ОЭЗ «Нойдорф». Это заявление прозвучало в диссонансе с комментариями других бизнесменов и представителей власти о кризисе в промышленности и необходимости туже затянуть пояса. На чем основан ваш оптимизм?

В условиях уменьшения конкурентного давления есть хорошая возможность добиться большего успеха. Надо увеличивать объемы производства, потому что образуются свободные ниши – Это, скорее, не оптимизм, а обычный расчет. Сейчас исключительно удачное время для расширения объемов производства. Западные фармацевтические гиганты – «Биг Фарма» – потеряли половину доходов, полученных в России, из-за девальвации рубля. Это серьезные суммы для компаний, которые ведут свои балансы в национальных валютах. Соответственно, мы наблюдаем постепенное снижение активности «Биг Фармы» в России, отказ от программ лояльности, маркетинговых акций. Что нужно делать в этот момент? Все с точностью до наоборот. В условиях уменьшения конкурентного давления есть хорошая возможность добиться большего успеха. Надо увеличивать объемы производства, потому что образуются свободные ниши в разных нозологических сегментах. Поэтому мы и приступили к строительству второй очереди завода. Потребность в инновационных препаратах будет расти, поэтому мы намерены заранее обеспечить производственные мощности.

– Но где возьмете заявленные 3 млрд рублей? Кредиты ныне дороги…

– А зачем нам кредитные ресурсы? Самые лучшие инвестиции – в себя. То, что мы постоянно и делаем. Мы уже много лет не выплачиваем дивиденды, у нас большой накопленный собственный капитал. Мы строим на собственные деньги. И это не инвестиции со стороны акционеров – строительство обеспечим за счет текущего финансового потока. Еще в бизнес-школах учат: если вы хотите развивать свой бизнес, не забывайте оставлять собственный капитал внутри компании. Невозможно жить только за счет кредитов. А в России зачастую компания заработает денег, выплатит дивиденды акционерам, а оборотные средства формирует за счет кредитных ресурсов. Потом все бегают и кричат, как все плохо, проценты по кредитам выросли.

Снять туземные одежды

– В стране активно реализуется программа импортозамещения. Вас можно назвать адептом программы развития отечественной фармацевтической промышленности, вы уже давно выступаете против масштабного присутствия в России представителей «Биг Фармы»…

– Я был одним из авторов программы «Фарма 2020», в которой изначально была сделана ставка на развитие собственной фармацевтической промышленности. Считаю эту программу одной из самых успешных в стране, она грамотно сделана, разбита на этапы, от простого к сложному. На первом этапе – воспроизведение уже известных препаратов, на втором – импортозамещение более сложных, инновационных. И наконец, в рамках третьего этапа предусматривается создание региональных инновационных центров.

Государство выделило под программу «Фарма 2020» инвестиции, на первом этапе программа носила посевной характер, достаточно много компаний получили финансирование от государства. Да, в каких-то проектах деньги ушли в песок, но большинство компаний получили необходимые технологические навыки. Сформировался серьезный фармацевтический костяк, который может исполнить поставленные задачи. Мы видим синергетический эффект: заинтересованность государства в том, чтобы много продуктов было локализовано, и одновременно – интерес компаний к собственному развитию. Когда интересы государства и бизнеса совпадают, получается очень хороший результат.

– Представители «Биг Фармы» обрадовались успехам российских компаний?

– Они долго не могли поверить в то, что мы сможем за короткое время совершить столь масштабный рывок. Я часто говорю о том, что Россия для «Биг Фармы» – обычный туземный рынок, и западные фармацевты постоянно говорили о том, что «туземцы» сами ничего нормального сделать не смогут. Им надо смириться, склонить голову и платить много денег за импортные лекарства. И этот миф, что в России невозможно создать качественную фармацевтическую промышленность, культивировался много лет. Но и мы, и наши коллеги своими примерами доказываем, что это не так: можно работать, создавать современные продукты, строить высокотехнологические заводы.

Многие зарубежные компании работают в фармацевтике несколько десятилетий, а то и столетия. Российские компании в этом смысле совсем молоды – BIOCAD, к примеру, всего 13 лет. И когда общаемся с зарубежными коллегами, зачастую слышим скептические оценки. Но эти коллеги не учитывают два важных фактора: ускорение научно-технического прогресса и, что более важно, то, что в России много умных людей. Тот путь, который прежде компании проходили – условно – за 20 лет, теперь можно пройти за 10. Да, отечественная фарма еще многому должна научиться. И мы обучаемся с удовольствием. Но при этом уже достаточно сильны, чтобы громко заявлять о себе на глобальном рынке.

К примеру, сейчас рассматриваем возможность создания совместного предприятия с американской компанией Baxter. 80% технологий – отечественные, то есть BIOCAD выступает поставщиком технологических решений. Baxter берет на себя вопросы качества, продвижения на международных рынках. Еще один проект, надеюсь, реализуем в Марокко. Мы давно работаем в этой стране, уже есть несколько проектов с местными фармацевтами. Теперь обсуждается вопрос строительства завода, аналогичного петербургскому. Причем заинтересованность в этом высказывалась представителями королевской семьи Марокко. Приятно, когда инициатива идет с марокканской стороны, а мы выступаем как доноры технологий.

Как только мы начали активно заниматься продвижением наших технологий, препаратов на экспорт, оказалось, что существует огромный пласт потенциальных потребителей, которые просто устали от засилия «Биг Фармы». Отношение западных компаний к другим, как к туземцам, уже всех достало, потому что фармацевтическая отрасль в развивающихся странах динамично растет. Но «Биг Фарма» как говорила, так и говорит. Приходится доказывать на практике наши возможности, общаться с потребителями, предлагать выстраивать взаимовыгодную политику по препаратам. И мы видим большой спрос на российские препараты. Бывает, что подписываем договор на поставку препарата в момент, когда этот препарат еще не зарегистрирован. Это чуть ли не высшая форма доверия, которая и формирует наш оптимизм.

Учитывая, что субстанции мы делаем в России, девальвация рубля сыграла на укрепление наших позиций на экспортных направлениях. По критерию «цена – качество» мы имеем очень большое преимущество в сравнении с зарубежными производителями.

– Но ведь конкуренты всегда могут сказать: не берите российское, берите наше, оно более высокого качества…

– «Суперкачество» импортных лекарств – еще один устойчивый миф. Какое может быть суперкачество, если стандарты в фармацевтике тщательно прописаны и регулирующие органы во всех странах строго следят за их соблюдением.

Чтобы начать работу на том или ином рынке, надо сначала доказать, что ты соответствуешь всем требованиям. Если регулятор зарегистрировал препарат, значит, он уже априори соответствует стандартам. Разговоры о том, что лекарство может быть «более качественным», – глупость абсолютная.

Не ленись и делай

– Как в целом вы оцениваете ситуацию в российской фармацевтической промышленности?

– Антикризисный план у нас есть, но нужно всегда помнить о том, что отечественная фарма сильно отличается от других сегментов промышленности. Мы за несколько лет выросли практически с нуля. Те заводы, которые строились в Советском Союзе, так в том времени и остались. Рывок обеспечили компании, которые начали развиваться как раз в рамках программы «Фарма 2020».

– И что обеспечило столь мощный рост?

– Несправедливая ситуация, которая сложилась к началу 2000-х годов на фармацевтическом рынке России. Когда развалился Советский Союз, чиновникам было не до отечественных фармацевтических предприятий, стояла банальная задача – чтобы лекарства просто были на рынке. Открыли границы, и все, кто хотел зайти, – зашли. А почему не зайти, если люди своими руками отдают внутренний рынок, да еще и не регулируют его?

В итоге на отечественном фармацевтическом рынке сформировалась привлекательная для производителей ценовая политика. Высокий уровень доходности и послужил своеобразным катализатором. Да, это очень сложный бизнес, сильно зарегулированный и наукоемкий, но если не бояться трудностей, развиваться под лозунгом «Не ленись и делай», то вы получаете постоянно растущий рынок: как минимум 12% роста в год он показывает всегда. Это, конечно, привлекательно.

Рисков в отрасли стало гораздо меньше. Самый большой риск, который существовал, – неверие в то, что в России что-то можно сделать. Когда мы приходили к врачам со своим первым биоаналоговым препаратом и показывали его – они не верили. Много сил и времени тратили на разрушение мифов. А теперь на нашем примере и примере наших коллег видно, что и чиновники поверили, и врачи поверили.

Еще очень важно производителям общаться друг с другом. Не так давно один из сотрудников BIOCAD вернулся с зарубежной выставки, рассказал о рамановской спектроскопии (вид спектроскопии, в основе которой лежит способность исследуемых систем к неупругому – рамановскому, названному так по имени открывшего этот эффект индийского ученого Чандрасекхара Венката Рамана, – рассеянию монохроматического света. – Ред.), которая позволяет, в частности, определить количество живых и мертвых клеток. Стоит 180 000 евро. Начали внутри компании обсуждать, прикидывать, как этот аппарат приспособить к нашим условиям. И однажды вдруг обратил внимание, что в нашем же бизнес-центре в «Нойдорфе» есть компания «Лазерные системы». Зашел к ним, показал информацию о приборе, спросил, смогут ли они сделать что-то подобное. Они говорят: без проблем, тем более что уже есть опыт разработки похожего лазера, для определения октанового числа бензина. Запустили с ними совместный проект, стоимость отечественного спектрометра ниже фактически в 10 раз.

– Тяжело ли России удерживать позиции на инновационном пути развития?

– Давайте не забывать, что современная Россия как государство еще очень молодо. С 1991 года прошло совсем немного времени, а выстраивать все пришлось заново. Очень многое для данного этапа инновационного развития уже сделано. Да, были ошибки. Одну из них мы уже исправили, в том числе на высшем уровне, – наконец-то сняли «розовые очки». А то ведь надели их несколько лет назад и ничего не хотели замечать. Цена на нефть – какая она хорошая, благодетели на Западе – какие они славные. Отечественный бизнес придушили в угоду иностранным инвесторам. Говорили: нет отечественных препаратов – ничего страшного, завезем. Теперь же очевидно, что рассчитывать нужно только на собственные силы. Должна наступить эпоха прагматизма в отношениях с зарубежными партнерами. Выгодно – делаем, невыгодно – не делаем.

В возрасте тинейджеров мы делаем много разных вещей, которые потом, уже лет в 40, не повторим, но это отличное время для творчества. Очень много интересного, в том числе инновационного, рождается на ровном месте.

– Но если говорить о тинейджерах в прямом смысле этого слова – есть ли кому творить? Звучат мнения, что молодежь сегодня массово уезжает за границу, так как не может найти себе места в России…

– Это тоже миф. Один из моих знакомых работал в Санкт-Петербурге, потом уехал в Стэнфордский университет. Теперь пишет жалобные письма: оборудование в лаборатории 10-летней давности, другой, более низкий, темп работы.

Пройдите по нашим лабораториям: средний возраст сотрудников 26–27 лет. Не хотят они уезжать, это уже другая молодежь. Если вы обеспечите им комфортную жизнь и достойную работу – зачем им куда-то ехать? По некоторым направлениям в BIOCAD на три года очередь из студентов и аспирантов. Они чувствуют себя частью международного сообщества, которое борется с серьезными заболеваниями. Благородно, интересно, выгодно – много стимулирующих факторов.

– Есть ли разница между сотрудниками научных институтов и инноваторами?

– Первые просто не понимают вторых. Инноваторы мыслят сроками, проектной работой, окупаемостью, временными рамками. А в научных институтах мысли другие. Разница между людьми, с которыми я взаимодействую каждый день, и теми, кто трудится в академических институтах, огромна. Научные сотрудники в институтах в основном используются для «декораций». Директор института рассказывает про науку и получает гранты из разных источников. Но чтобы их получать, нужны декорации. А декорации – это сами стены, сотрудники в халатах, приборы. На одной конференции подошел ко мне вот такой сотрудник института и долго пытался рассказать, что он там синтезирует. Я выслушал и говорю: «И кто же такую задачу вам поставил? 20 лет этим направлением уже никто не занимается. Это тупиковый путь, забросили и забыли. Вам не то направление показали».

Есть, безусловно, бодрые и интересные институты. Общаемся с Академическим университетом Жореса Алферова, там куча молодежи – бегают, решают задачи, нам с ними интересно разговаривать.

– Каким оказался для российской фармы в целом и для BIOCAD в частности минувший год?

– Непростым, но очень интересным. Были приняты поправки в ФЗ № 61 «Об обращении лекарственных средств», которые не только оказали благотворное влияние на фармацевтический рынок, но и отразили интересы отечественных производителей. Была серьезная борьба, представители «Биг Фармы» в рамках своей ассоциации пытались провести поправки, невыгодные российским фармпроизводителям. Мы, в свою очередь, тоже объединились, заручились поддержкой министерств и ведомств. И смогли добиться нужных нам изменений. Это большой успех, никогда такого не было, чтобы игроки рынка настолько сильно влияли на формирование тех правил, по которым предстоит действовать.

Что касается BIOCAD, то мы вывели на рынок биоаналог противоопухолевого препарата ритуксимаба, который является самым дорогим препаратом, закупаемым российским государством в рамках программы «Семь высокозатратных нозологий». До этого на протяжении многих лет лекарственное средство монопольно производила только одна иностранная компания – «Ф. Хоффманн-Ля Рош». Наш препарат стал № 1 в мире по объему продаж, обогнав другие биоаналоги ритуксимаба.

Мотивация на успех

– Компания создавалась в Москве. Почему было принято решение о переносе головного офиса в Санкт-Петербург?

– Многоступенчатая была история. Несколько лет назад в подмосковном Зеленограде проходило совещание с участием первых лиц государства, посвященное развитию фармацевтической отрасли. Мы на нем презентовали проекты, обсуждали проблемы. В зале присутствовала Валентина Матвиенко, которая на тот момент была губернатором Санкт-Петербурга. После совещания мы с ней встретились, и она пригласила меня приехать в Петербург для обсуждения перспектив фармотрасли. Ей ведь эта тема не безразлична, она, как известно, окончила Ленинградский химико-фармацевтический институт. Я приехал, мы проговорили несколько часов и в ходе беседы затронули тему создания фармацевтического кластера. Концепцию кластера можно было написать легко, поговорив с другими игроками рынка.

Затем Валентина Ивановна спросила, что необходимо сделать, чтобы переманить BIOCAD в Петербург. А мы в тот момент уже испытывали проблемы в Подмосковье, в поселке Любучаны, где был построен первый завод. Земельный участок там ограничен в размерах и не позволяет развивать производство. Поэтому нам прежде всего требовалась земля, чтобы построить современное предприятие, тем более что соответствующий проект уже был одобрен в правительстве. Тут же, во время нашей беседы, в кабинет принесли карту Санкт-Петербурга, и мне предложили выбрать место.

Сначала выбрали для строительства завода один из свободных земельных участков в Пушкине. Вариант с особой экономической зоной «Нойдорф» в Стрельне возник уже потом. Мы приехали, посмотрели территорию, нам понравилось. Здесь реально работающие налоговые льготы, которыми мы пользуемся. Получили землю, построили завод. Получили доступ к совершенно блестящим кадровым ресурсам, менее избалованным, чем в Москве, но выше с точки зрения качества. Открыли кафедру в Санкт-Петербургской медико-фармацевтической академии. В общем, на первом этапе нужно было просто решиться и переехать. Мы взяли и переехали. И совершенно об этом не жалеем.

– BIOCAD производит серьезные госпитальные препараты. Это был осознанный выбор в момент создания компании?

Вiotech не борется с простыми заболеваниями, которые можно вылечить лекарствами из аптеки. Из пушки по воробьям не стреляют – Я не создавал фармацевтическую компанию, когда мы только стартовали. Мы изначально заявили о себе как о биотехнологической компании. Все сложные фармацевтические продукты по определению biotech, и этим обусловлен наш выбор. Задача была – сделать в России качественный biotech. Он не борется с простыми заболеваниями, которые можно вылечить лекарствами из аптеки. Из пушки по воробьям не стреляют. Мы выпускаем лекарственные средства и субстанции по направлениям: гинекология/урология, онкология и гематология, аутоиммунные и инфекционные заболевания. Для сложных терапий, которые проходят в условиях стационаров. В основном этот сегмент лечения оплачивается государством. Биоаналоги на основе моноклональных антител ничем не уступают оригинальным лекарственным средствам, но стоят на 15–30%
меньше оригиналов. Эта разница дает возможность государству обеспечить большее число пациентов высокотехнологическими препаратами.

Первым нашим препаратом в онконаправлении был Лейкостим®, который снижает тяжелые последствия химиотерапии. За два года с момента выпуска этого препарата мы захватили 60% российского рынка. Это, кстати, к вопросу об экспорте. Всегда говорят: надо поставлять продукцию за границу. Но у нас и тут непаханое поле. Гигантский локальный рынок, надо тут жить и развиваться. А уже потом идти за границу.

– Большинство препаратов компании предназначено для борьбы с онкологическими заболеваниями. Почему решено уделить особое внимание
этому направлению?

Есть личная мечта: победить какую-либо из форм рака. Надеюсь, человечество получит необходимые для этого знания – Нам неинтересно делать препараты – условно – от мигрени. Борьба с неизлечимыми заболеваниями бодрит с точки зрения амбиций. Ставя задачи очень высокого уровня, вы всегда по пути их решения приобретаете огромное количество компетенций. И всегда получаете дивиденды, так как работаете на передовом крае науки. У вас лучший персонал, лучшие процессы, лучшие исследования. И у вас лучшие продукты. Чем выше амбиции, чем выше планка, чем больше еще не решенных задач – тем интереснее и перспективнее. Да, у меня есть личная мечта: хочу победить какую-либо из форм рака. Надеюсь, человечество получит необходимые для этого знания. И я лично, и наша компания хотим участвовать в решении этой задачи.

– Вы пришли в фармацевтический бизнес из коммерческого банка, не будучи ни биологом, ни фармацевтом. Как решились на достаточно неординарный шаг?

– Скучно стало в банке работать. Банковский бизнес ведь достаточно традиционен. Пусть мои коллеги-банкиры на меня не обижаются, но они дети по сравнению с теми же фармацевтами. Во всех смыслах: ведения бизнеса, конкуренции, заботы о клиентах. Более жесткого, более конкурентного и клиентоориентированного, а также более наукоемкого бизнеса, нежели фарма, я не видел никогда.

В момент выбора, куда дальше приложить свои силы, у меня были и другие варианты, я анализировал те отрасли, которые в начале 2000-х годов демонстрировали бурный рост. В итоге выбрал biotech, и последующие годы подтвердили правильность этого выбора.

– В прошлом году акционерами BIOCAD стали компании «Фармстандарт» и Millhouse. Были ли привнесены в управление и развитие компании новые ценности?

– Нам стало гораздо комфортнее. Millhouse выступает как финансовый инвестор. А с представителями «Фармстандарта» мы разговариваем на одном языке: всегда удобно, когда акционеры представляют, что происходит в отрасли, и понимают, о чем вы им говорите. Своим проще объяснить, зачем мы тратим деньги на секвенаторы.

– Какой вы руководитель: жесткий или, скорее, «отец семейства»?

Очень непросто управлять умниками. А у нас в компании в основном все умники – Не жесткий точно, скорее требовательный. Вообще очень непросто управлять умниками. А у нас в компании в основном все умники. Бизнес на знаниях, весь капитал в головах. Как ими руководить? Изначально по-хорошему. Да, иногда приходится журить. Но я вижу свою роль больше как наставническую – нужно воспитать людей, которые продолжат после меня бизнес.

– Спрашивать бизнесмена, исповедующего буддизм, пессимист или оптимист он с точки зрения перспектив развития бизнес-среды в стране, вероятно, бессмысленно: мышление буддиста изначально позитивно. На чем еще, кроме постулатов буддизма, зиждется ваш оптимизм?

– Есть известная шутка: пессимист – это хорошо информированный оптимист. Но, несмотря на то что я информированный, я остаюсь настоящим оптимистом. Можно извлекать пользу из любой сложившейся ситуации. Главное – смотреть на ситуацию без ментальных моделей, которые нам зачастую искусственно навязывают со стороны. Если вы смотрите не с точки зрения того, что все плохо, а с точки зрения того, какие возможности дает вам ситуация, то видите вполне себе перспективные горизонты, которые перед вами открываются. Главная задача – мотивировать людей на успех. И тогда все будет хорошо.

– Каково, на ваш взгляд, идеальное будущее российской фармацевтики?

– Российские компании станут глобальными игроками, займут значительные доли международных рынков. Мы готовы работать по всему миру, знаем правила и стандарты и можем многие процессы под эти правила модернизировать.

Дмитрий Глумсков

BIOCAD (ЗАО «БИОКАД»)

Компания BIOCAD создана в 2001 году. Сегодня BIOCAD – инновационная биофармацевтическая компания полного цикла, входящая в тройку лидеров по количеству клинических исследований среди отечественных производителей.

Производственные мощности компании находятся в Московской области (село Петрово-Дальнее) и на площадке «Нойдорф» в Санкт-Петербурге.

Разработка оригинальных и воспроизведенных лекарственных средств ведется в собственных научно-исследовательских центрах компании. Все препараты производятся строго по международным стандартам GMP. BIOCAD выпускает лекарственные средства и субстанции по направлениям: гинекология/урология, онкология и гематология, аутоиммунные и инфекционные заболевания. В 2014 году компания получила первую государственную премию «Индустрия».

Общая численность персонала насчитывает более 700 человек, около 150 из которых являются научными сотрудниками исследовательских лабораторий.

В 2014 году выручка компании составила 8,5 млрд рублей, что на 183% больше, чем годом ранее. BIOCAD имеет широкую сеть дочерних компаний за рубежом: в Белоруссии, Украине, Бразилии, Китае, Индии и США.

В 2014 году 20% акций Biocad Holding Ltd., владеющего BIOCAD, выкупил «Фармстандарт», 50% – компания Millhouse. 30% акций сохранил основатель BIOCAD Дмитрий Морозов.

Продолжить чтение

Вам может понравиться

Главный тренд весенне-летних коллекций мужской деловой моды 2015 года – ностальгия по элегантности 1960-х годов и тяга к минимализму

Модный девиз сезона – нестандартный подход в деталях, смелые решения не только в отношении цветовых сочетаний, но и в выборе текстур. Для делового мужчины как нельзя лучше подойдет образ классического лондонского офисного денди.

Воспоминания о романтике 60-х проявляются в лаконичных силуэтах, натуральных материалах и нейтральной цветовой гамме с отдельными яркими вспышками. По-прежнему в цене неформальность и смелость. Традиционный офисный стиль этой весной можно разбавить тонкими воротниками, шелковыми рубашками и яркими плащами.

Между тем модные тенденции весны-лета 2015 позволяют выглядеть стильно и ярко, не обращаясь к кричащим оттенкам. Достаточно традиционных черных, бежевых и нежно-лиловых рубашек в сочетании как с классическими туфлями, так и со спортивной обувью.

Как всегда, изяществом стиля радуют дизайнеры с Апеннинского полуострова – признанного центра мировой моды.

ЛЕГКИЙ ВЗГЛЯД

Ведущие итальянские бренды деловой одежды для мужчин готовы предоставить взыскательным модникам большой выбор. Так, например, именитую итальянскую марку стильной мужской одежды – Isaia – характеризует легкий взгляд на окружающий мир, недаром родина модного дома – щегольский и порой легкомысленный Неаполь. Коллекция весна-лето 2015 не отступает от генеральной линии модного дома: здесь по-прежнему царит яркое разнообразие цветов и принтов, однако пошив костюмов сохраняет истинно неаполитанскую строгость и сдержанность.



Весенне-летняя коллекция посвящена красотам Амальфитанского побережья с его скалистыми берегами и бескрайними морскими просторами. Коллекция изобилует красочными рисунками и необычными аксессуарами. Здесь можно увидеть непривычный ярко-голубой в сочетании с дерзким розовым, немного серого и желтоватого, которые дополнены массой бирюзовых деталей. Отдельное место в коллекции занимают глубокие оттенки зеленого, которые задают линейке особенно романтичное настроение и создают неповторимые акценты. В этом сезоне Isaia так же искусно обыгрывает деним: джинсовый индиго используется как в основной коллекции, так и в спортивной линейке модного дома.

Наконец, клетчатые и полосатые сорочки смело сочетаются с легкими куртками молодежного покроя, подчеркивая игривое настроение их обладателя. В общем, модный дом Isaia снова делает то, на что способен только он: сочетая несочетаемое, примиряет классику и авангард, создавая безупречные образы для тех, кто не боится прослыть настоящими модниками.

50 ОТТЕНКОВ ШИКА

Весенне-летняя коллекция еще одного знаменитого итальянского модного дома – Pal Zileri – это своеобразный гимн стилистике фильма «Талантливый мистер Рипли». Цветовые решения новой коллекции, с одной стороны, лаконичны. С другой – призывают современного джентльмена к тому, чтобы проявить смелость и сексуальность: на дворе снова 60-е, а значит, повсюду царит дух авантюризма и непредсказуемости.

Живые оттенки морского голубого с примесью белого и желтыми нюансами напоминают о романтичных прогулках по солнечным набережным Италии. Песочный бежевый в сочетании с белым и лиловым намекают на авантюрный дух обладателя элегантного костюма Pal Zileri. Ну а дымчатые тона в сочетании с индиго и «вареным» розовым подойдут истинным ценителям классических цветовых сочетаний и приверженцам строгих деловых образов.

Стройные силуэты и большие портновские манжеты придают изделиям отличительный лоск в стиле 60-х. Покрой пиджаков Pal Zileri сфокусирован на манжетах и детализированных швах.

…Весна – время пробуждения природы и отличный повод обновить гардероб. На это вдохновляют и новые коллекции ведущих мировых брендов, сделавших выбор в пользу утонченной ретро-эстетики.

Мария Коваценко



История бренда Montblanc – пример спокойного и умелого развития бизнеса

В 1906 году два немецких бизнесмена – гамбургский предприниматель Альфред Нехемиас и берлинский инженер Август Эберштейн – вернулись из поездки по Соединенным Штатам. В Америке они увидели изобретение, которое потрясло их до глубины души – перьевую ручку. Гениальный дизайн со встроенным резервуаром для чернил позволял обойтись без чернильницы, что делало этот прибор для письма очень удобным и компактным.

В эти времена бурного развития железнодорожного, автомобильного и авиационного транспорта, когда люди путешествовали все больше и больше, подобный пишущий инструмент стал просто необходимостью.

Однако существующая конструкция пера все еще нуждалась в усовершенствовании, так как порой чернила могли протекать, оставляя несмываемые впечатления от поездок на одежде и кляксы в путевых заметках. Поэтому, вернувшись в Гамбург, компаньоны заключили соглашение с торговцем канцелярскими принадлежностями Клаусом Иоганном Фоссом и приступили к созданию собственной версии нового пишущего инструмента, который был бы лишен существующих недостатков.

Сначала компания выпускала пишущие инструменты из комплектующих, закупленных в США, но очень быстро оказалась на грани разорения. Однако с приходом в фирму нового инженера начались поиски иных форм и дизайна ручек, результатом которых стала представленная в 1909 году перьевая ручка Rouge et Noir («Красное и черное»), названная в честь одноименного романа Стендаля. Рекламная кампания проходила под слоганом «Перьевая ручка, которая не оставляет клякс». Модель стала настолько популярной, что вскоре прославилась под шутливым именем «Красная шапочка», навеянным выразительным контрастом черного эбонитового корпуса и красного колпачка.

На протяжении всей своей истории Дом Montblanc ассоциируется с высочайшим уровнем мастерства и присущей производству роскошных изделий неспешностью В 1909 году компания, тогда еще существовавшая под названием Simplo Filler Pen, запустила на рынок модель нового дизайна со значительными усовершенствованиями. А что может быть лучше, чем выразить покорение новых технических вершин и выход на новый уровень европейского мастерства через аналогию с самой высокой горой Европы? По одной из легенд, Карл Шалк, один из совладельцев компании Simplo Filler Pen, возвращаясь с компаньонами домой после карточной игры, неожиданно спросил: «Отчего нам не взять в ангелы-хранители Монблан? Высочайшая альпийская вершина как символ наших успехов!» Другая легенда тоже отсылает к карточной игре, во время которой родственник одного из партнеров сравнил новаторскую ручку Rouge Et Noir с самой величественной вершиной Европы.

Так родилась перьевая ручка Montblanc, а белый кончик колпачка предвещал скорое появление эмблемы бренда. К 1913 году новая перьевая ручка стала хитом продаж. Компания изменила название на Montblanc Simplo и придумала очень узнаваемую эмблему торговой марки: белую шестиконечную звезду, которая повторяет очертания заснеженной вершины горы Монблан. Вскоре новый логотип прославился в Германии и за ее пределами.

Однако настоящий прорыв случился только в 1924 году, когда свет увидела перьевая ручка Montblanc Meisterstu..k. Название ручки переводится как «шедевр». Она и была шедевром, причем настолько совершенным, что первоначальный дизайн из драгоценной черной смолы с тремя золотыми ободками сохранился до наших дней практически неизменным.

В 1935 году в городе Оффенбах, который издавна славился умением работать с кожей, Дом Montblanc открыл мастерскую по производству небольших кожаных аксессуаров – чехлов для ручек, записных книжек и приспособлений для письма. Даже на ранней стадии своего развития компания понимала, что такие аксессуары должны быть естественным дополнением к пишущим инструментам, и привлекла лучших мастеров к работе над кожаными изделиями.

Во время Второй мировой войны вся производственная база Montblanc была разрушена – и мастерская в Оффенбахе, и мануфактура в Гамбурге. Но со временем компания смогла оправиться и встать на ноги, а модель Montblanc Meisterstu..k окончательно укрепила свое положение в качестве пишущего инструмента для знаменитостей и государственных деятелей.

В 80-х годах XX века мировой рынок роскоши восстанавливался после череды экономических потрясений, и Дом Montblanc сконцентрировал свои усилия на изделиях класса люкс, запустив в 1983 году коллекцию Meisterstu..k Solitaire – первую серию ручек Meisterstu..k из драгоценных металлов. Позднее, на рубеже 90-х, компания осознала, что пишущие инструменты как утилитарный предмет все меньше и меньше востребованы на рынке – развитие цифровых технологий и бум в IT-индустрии постепенно превращали письмо в область искусства. Именно поэтому Дом Montblanc переориентировал свои знания и опыт с производства первоклассных и надежных ручек на создание истинных предметов искусства – лимитированных серий пишущих инструментов, посвященных писателям, меценатам, художникам и другим выдающимся личностям мировой истории.

В 1995 году в дополнение к уже существующей серии небольших кожаных аксессуаров Montblanc выпустил коллекцию крупных изделий из кожи Meisterstu..k, включающую в себя изысканные и удобные аксессуары для ежедневного использования и путешествий. Это событие положило начало активному развитию целого направления по производству самых разнообразных изделий из кожи, таких как портфели, органайзеры, сумки. В настоящее время кожевенный центр Montblanc расположен в самом сердце итальянской кожевенной промышленности – во Флоренции.




На протяжении своей истории Дом Montblanc ассоциировался с высочайшим уровнем мастерства и присущей производству роскошных изделий неспешностью. Неудивительно, что только в 1997 году, тщательно подготовившись, Дом Montblanc открыл собственную часовую мастерскую Montblanc Montre S.A. в Ле Локле, в знаменитой часовой долине швейцарского кантона Юра.

Позже часовое направление Montblanc было расширено за счет присоединения традиционной мануфактуры «Минерва» в местечке Вилере недалеко от Ле Локля. Причем расширение было направлено не на наращивание производственных мощностей, а на приобретение экспертизы и опыта, накопленного на мануфактуре за ее более чем 150-летнюю историю. «Минерва» славилась изготовлением уникальных часовых механизмов ручной работы и с приходом Montblanc смогла значительно приумножить свои уникальные знания и опыт. В 2008 году на базе мануфактуры «Минерва» Montblanc основал Институт швейцарского часового искусства, который занимается уникальными разработками и позволяет молодым и талантливым часовым мастерам воплощать свои самые смелые фантазии в жизнь.

В 2006 году Дом Montblanc отметил свое столетие выпуском бриллианта особой огранки, воспроизводящей фирменный логотип в трех измерениях. Это достижение сделало Montblanc первой компанией, создавшей запатентованный тип огранки бриллианта на основе своего логотипа. Так произошло триумфальное вступление Дома Montblanc в мир ювелирного искусства. А 4800 бриллиантов, украсивших ювелирную версию ручек Montblanc Meisterstu..k Solitaire Royal (чистое серебро, 23-каратное золото и вышеупомянутое число бриллиантов) стали причиной того, что эта ручка была занесена в Книгу рекордов Гиннесса «как самый дорогой в мире пишущий инструмент».

Георгий Дмитриев



Бессмертна лишь любовь

С долгожителями много разных историй бывает – каждый раз нужно разбираться с доказательством этого

Профессор Владимир Анисимов не верит в бессмертие человека, но к теориям активного долголетия относится с уважением – ведь они продлевают людям жизнь.

– Существует несколько точек зрения на причины, определяющие продолжительность жизни человека, исключая случайную или криминальную смерть. И не считая библейской точки зрения – все в руках Божьих. Первая версия – естественное изнашивание организма, которое можно только замедлить или ускорить отношением с окружающим миром. Вторая версия гласит, что основной фактор, влияющий на продолжительность жизни, – генетическая предрасположенность. Третья – «жизненный цикл» человека: некая программа, открыв «код доступа» к которой, можно перепрограммировать ее вплоть до бессмертия. Какой версии придерживаетесь вы?

Согласно современным представлениям, долголетие только на 25–35% связано с генетикой – Программа старения если и существует, то в редуцированной форме. Согласно современным представлениям, долголетие только на 25–35% связано с генетикой. Остальное – образ жизни и окружающая среда. Причем нужно понимать, что это некий усредненный показатель, то есть применительно к конкретному человеку тот или иной фактор может стать доминирующим, все зависит от сильных сторон организма.

Рекордсменка по продолжительности жизни француженка Жанна Кальмон прожила 122 года, при этом ни в чем себе не отказывая – пила, курила, вела свободный образ жизни, никогда не работала. Умерла в 1997 году. Только представьте, она могла наблюдать, как строится Эйфелева башня. Встречалась с Винсентом Ван Гогом, который покупал ткани в магазине ее отца…

– О Жанне Кальмон писали, что в 85 лет она начала заниматься фехтованием, в 100 – продолжала кататься на велосипеде. Увлекалась теннисом, плаванием, катанием на коньках, играла на фортепиано. И всегда была очень остроумной. А секретом своей «долговечности» считала оливковое масло, которое употребляла в пищу и которым смазывала кожу.

– У нее, по-видимому, фактор генетики был очень сильным, преобладающим.

– Все ученые согласны, что 35% долгожительства – это генетика?

– Нет, не все. Например, декан факультета биоинформатики и биоинженерии МГУ, академик РАН Владимир Скулачев считает, что старение – это программа, в которую можно вмешаться и отменить старость. Я в этом не уверен. Самое главное в теории Скулачева – в том, что он предложил препараты, которые связывают свободные радикалы, действуя в митохондриях, а не вне их. Если радикалы вырываются из митохондрий, то либо повреждают мембрану, либо белки, либо ДНК. Идея академика в том, чтобы подавить болезнь в зародыше. Это продлевает жизнь конкретному человеку, увеличивает среднюю продолжительность жизни популяции – что уже важно! Но максимальная видовая планка при этом остается на том же уровне.

– Ученые, продвигающие теорию «кода доступа» к жизненному циклу, приводят примеры из мира животных.

– Информации для радикальных заявлений пока еще недостаточно, каждый из «аномальных» случаев долголетия животных требует тщательного изучения в течение продолжительного времени. В качестве исключения приводятся, например, голые землекопы (небольшие роющие грызуны семейства землекоповых, одни из самых долгоживущих – до 28–31 года – представителей этого семейства. – Прим. ред.). Говорят, что у них не бывает рака, не отмечается признаков старения, но история с ними еще до конца не исследована – 36 лет экспериментов для теории бессмертия маловато. Пока примеры отсутствия признаков старения, во-первых, единичны, во-вторых, недостаточно изучены во времени. Или, например, история с «бессмертием» голубого кита, в котором нашли 200-летний гарпун в хорошем состоянии. Ну а если этот гарпун в не столь отдаленные времена использовали правнуки хозяина, а орудие просто хорошо сохранялось долгие годы? Тогда и киту может быть не 200 лет, а, скажем, 50 – по времени, когда его метнули в животное.



Да и с долголетием людей много разных историй бывает – в каждой нужно разбираться индивидуально. Например, на Кавказе долгожительство иногда определялось по легенде – человек брал имя деда, дяди. Потому что на Кавказе пожилой человек пользуется уважением, прибавка лет льстит его самолюбию.

Пока 122 года Жанны Кальмон – рекорд. Точные даты ее рождения и смерти подтверждены документально. В России самая большая длительность жизни – 117 лет, столько прожила жительница Якутии Варвара Семенникова.

– То есть вы исключаете существование программы «жизненного цикла» человека, которую ученые могут перепрограммировать?

– Я придерживаюсь точки зрения, что личное бессмертие недостижимо. Все сущее на Земле имеет определенный жизненный цикл. Лесные массивы превращаются в степи и пустыни, скалы – в песок. Завершение запущенного цикла нельзя отменить, как нельзя отменить, например, законы термодинамики. Законы природы неумолимы. Стареют не только конкретные особи, но и все известные нам виды животных, в том числе и человечество как вид.

Жизнь – функция от времени, которую можно назвать и программой, но нельзя сделать бесконечной. Она имеет как начало, так и конец. Тут вопрос – к времени и к тому, что влияет на это время. Вспомним Библию, «Бытие», глава 6, стих 3: «И сказал Господь: не вечно Духу моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет». Эту же цифру – 120 – как максимум человеческой жизни называют и ученые.

Все развиваются одинаково – от эмбриона до половозрелого организма. Включаются гормоны, репродуктивная функция. А когда репродуктивная функция заканчивается, живой природе мы становимся не нужны. В мире животных старости практически нет, потому что слабые и старые особи уничтожаются хищниками.

Существует, конечно, старение и в идеальном виде, но в основном развитие организма сопровождается возрастными изменениями, вызывающими патологию, и отменить это невозможно.

– Если заговорили о Священном Писании… Согласно Библии, праведник Мафусаил прожил 969 лет.

– С этим тоже дело темное. В допотопные времена было другое времяисчисление. Считали по лунному календарю – так что может быть, он столько месяцев прожил. И это из области легенд.

– А как изменяется предел жизни человека во времени?

– Максимальная планка продолжительности жизни не меняется во времени. Наш видовой предел, повторю, 110–120 лет. Во времени меняется лишь кривая смертности. Еще в начале прошлого века средняя продолжительность жизни была 32 года, сегодня – в два раза больше. Это социальная, но не биологическая продолжительность жизни. Изобретение холодильников и антибиотиков существенно повысило максимум этого показателя. А в нашем веке стало увеличиваться число столетних людей – с конца прошлого столетия в развитых странах каждые 10 лет оно удваивается.

– Что говорит наука: физическое состояние человека сильно изменилось со времен каменного века?

– Если опираться на данные археологии, изучение античных скульптур, то человек растет – акселерация очевидна. Рост средневековых рыцарей, например, был около 160 см – это доказывают их доспехи в Эрмитаже и других музеях.

– А биологическая жизнь отдельных органов разная?

– Да, разная. Быстрее всего изнашивается сердце. Но вообще тут средняя статистика не применима – у каждого человека свое «слабое звено». Один лысеет, другой седеет. Кстати, люди, которые рано седеют, живут дольше, хотя внешне кажется наоборот. И еще однозначно можно сказать: чем полнее используется мозг, тем в лучшем состоянии он сохраняется.

– Какие еще есть теории?

– Теорий много. Есть эндокринная теория, которую выдвинул Владимир Дильман. Он придерживался точки зрения, что программа развития трансформируется в программу старения после отключения репродуктивной функции. По его мнению, «большие биологические часы» расположены в гипоталамусе.

Я же считаю, что «большие биологические часы» находятся в эпифизе – шишковидной железе, которая определяет чувствительность к свету, суточные ритмы организма. Если ритмы нарушены, это приводит к укорачиванию продолжительности жизни. Наши любимые белые ночи, на которые съезжаются туристы, сокращают продолжительность жизни, увеличивают риски онкозаболеваний.

Ночная работа, бессонница являются канцерогенными факторами для человека. Подавляется ночной пик мелатонина – гормона, который и так иссякает с возрастом Свет в ночное время относят к экологическому загрязнению. Наша лаборатория изучает неблагоприятное влияние «недостатка темноты». Ночная работа, перелет через океан, бессонница – все это приводит к нарушению циркадианных ритмов и является канцерогенным фактором для человека. Подавляется ночной пик мелатонина – гормона, который и так иссякает с возрастом.

Если эпифиз уподобить биологическим часам, то мелатонин можно уподобить маятнику, который обеспечивает их ход, и снижение его амплитуды приводит к остановке часов. Эпифиз играет роль солнечных часов: когда солнце высоко, мелатонина вырабатывается мало, тень коротка. К закату тени удлиняются – мелатонин растет.

В ночную смену работает 20% людей в мире. Это провоцирует множество заболеваний. В том числе и онкологических. Среди эскимосских женщин на Аляске резко увеличилась заболеваемость раком молочной железы. Причины не выявлены, но известно, что там в разы увеличилось потребление электроэнергии, в том числе, конечно, и в ночное время. Раньше в чуме в лучшем случае была «керосинка», а сейчас есть освещение, плюс компьютеры, телевизоры, мобильные телефоны. Чем ближе к экватору – тем ниже заболеваемость раком груди у женщин, чем ближе к Северу – тем выше, и это связывают с белыми ночами.

– А есть что-то общее в разных теориях?

– Как говорил Воланд, «…ваша теория и солидна, и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой». Теории основаны на каких-то фактах, большом объеме исследований. Все они, по сути, дополняют друг друга. Природа слишком сложна и совершенна, чтобы ее осмыслить, разгадать и в «одной упаковке» продать.

При всем разнообразии теорий, связанных с жизненным циклом, в каждой из них есть рациональное зерно, потому что на процесс старения влияют многие факторы – окружающая среда, неправильная диета, канцерогены, мутагены. Даже скученность. К примеру, посадили в одинакового размера клетки одну, три, пять и десять мышей. Как вы думаете, где мыши будут дольше жить?

– Думаю, где три или пять…

– Верно, где три-пять. То же самое с весом. Слишком худые и слишком полные живут меньше. Сколько писалось, что холестерин вреден. Но при этом низкий холестерин увеличивает риск рака.

– То есть во всем есть оптимальный «размер»?

– Какими вопросами задаетесь вы как ученый, долгое время занимающийся причинами старения?

Для человека важно найти свой оптимальный баланс в образе жизни, выбрать для себя подходящую работу, место проживания – Хотелось бы понять, почему стареют и умирают все, но причина смерти разная. Понятно, что индивидуальное «слабое звено» – самое уязвимое, оно страдает в первую очередь, но это однозначно не отвечает на вопрос. Практически идентичные животные с одинаковыми генами в одинаковых лабораторных условиях могут показать широкий разброс продолжительности жизни. Этого на сегодня ученые объяснить не могут. Ядерный распад тоже происходит по экспоненте. То есть закон природы работает одинаково.

Считаю, нужно придерживаться не какой-то теории, а фактов. Именно факты должны рождать теорию. Через какое-то время теория под натиском новых фактов устаревает и отмирает.

Тютчев писал: «Природа – сфинкс. И тем она верней /Своим искусом губит человека, /Что, может статься, никакой от века /Загадки нет и не было у ней…» Мы вечно будем разгадывать законы бытия. Но во все времена ученые должны сосредоточиться на том, что можно сделать, чтобы предотвратить или смягчить действие того или иного смертоносного спускового механизма. На сегодня ученые выделили четыре главные системы организма – репродуктивную (воспроизводство), адаптационную (приспособление), энергетическую и репарационную (восстановление). Их состояние и определяет наш жизненный срок.

– По вашим словам, после затухания репродуктивных функций человек становится балластом, и природа запускает «киллера». С этим трудно смириться, ведь мы же созданы «по образу и подобию Божьему»…

– Библия тоже создавалась людьми, это неполное знание. Пока факты говорят о том, что принцип устройства всего живого на Земле – от червяка до человека – одинаков. Шимпанзе имеет генетический код, на 98% совпадающий с человеческим. Между тем этот вид обезьян максимально живет 56 лет, а человек – 120. И разницей в 2% генома этого не объяснить. Очень небольшое число генов может определять различия в стратегии развития и скорости физиологического старения.

Есть мыши, которые живут всего 2 года, а голый землекоп – до 36 лет и умирает здоровеньким. Нашли летучих мышей, живущих от 4 до 12 лет. Ученые выяснили, что у них вроде бы лучше работает система репарации, опухолей не обнаружили. Но онкологи знают: если препарировать тело полностью, то есть все ткани, то найдешь опухолей в несколько раз больше, чем их клинически проявляется.




– Что увеличивает среднюю продолжительность жизни, согласно статистике?

– Очень много факторов, помимо общеизвестных. Например, образование, доходы… Криминальные разборки не в счет, мы говорим только о естественной смерти. По данным исследований, проведенных в США, человек, имеющий доход в 65 000 долларов в год, живет на шесть лет дольше, чем тот, у кого годовой доход меньше 22 000 долларов. В России этот диапазон больше, но продолжительность жизни олигархов невелика. По-видимому, их стресс подкашивает. Везде предпочтительна золотая середина.

Мужчины с высоким IQ живут дольше, а женщины – наоборот. В обществе, где правят бал мужчины, умной женщине постоянно приходится доказывать свою состоятельность Люди с высоким образованием живут дольше. Правда, есть нюанс: мужчины с высоким IQ живут дольше, а женщины – наоборот. Почему? Считается, что умная женщина живет в большом напряжении в обществе, где правят бал мужчины, – ей постоянно приходится доказывать свою состоятельность.

Замечательные исследования провели шведы. Они обследовали на предмет биологического возраста 70-летних людей, рожденных в 1906 и в 1922 годах. Швеция хороша тем, что там ни в XIX, ни в XX веке не было войн, революций – все было более или менее стабильно, и шведы не «заевшиеся».

– На американцев намекаете?

– Да, в США большая проблема с ожирением и множество других проблем, хотя там тоже продолжительное время не было войн… Так вот, возвращаясь к шведским исследованиям: оказалось, что биологический возраст 70-летних, рожденных в 1922 году, ниже, чем рожденных в 1906-м. И коррелировало это только с уровнем образования.

Долголетию, кстати, способствует и общественное признание. Дольше других живут лауреаты Нобелевской и других престижных премий, академики. Однако высокий уровень образования – не универсальный фактор, способствующий долголетию. Как и любой другой. На японской Окинаве, «острове столетних», 18% мужчин и 42% женщин, доживших до 100 лет, никогда не посещали школу.

Специальность имеет значение. Среди ученых меньше всего живут математики, причем женщины еще меньше, чем мужчины. А вот экономисты живут дольше Тем не менее недавно генетики установили, что у лиц с высоким уровнем образования теломеры (конечные участки хромосомы, которым отводится существенная роль в старении клеток) длиннее, чем у малообразованных. Это подтверждает, что интенсивный интеллектуальный труд способствует увеличению продолжительности жизни и долголетию. И специальность тоже имеет значение. Как выяснилось, среди ученых меньше всего живут математики. Я очень был этим удивлен. Причем математики-женщины – еще меньше, чем мужчины. А вот экономисты живут дольше. Среди людей творческих также наблюдается определенная связь со специализацией. Поэты живут мало, писатели – значительно дольше. Если писатель «балуется» стихами, это, как ни грустно, укорачивает его жизнь.

В науке появилось новое направление – музыкальная медицина. Исследования в этой области показали, что у профессиональных музыкантов – исполнителей классической музыки дольше сохраняются память, познавательные способности, тогда как джазовые музыканты живут меньше. Композиторы живут меньше дирижеров. Если композитор дирижирует, его шансы жить дольше увеличиваются, и наоборот. Неожиданно высокой оказалась доля долгожительниц среди арфисток. Женщины вообще с большим отрывом опережают мужчин по относительному числу долгожителей.

В целом классическая музыка продлевает жизнь, доказано, что она снижает стрессы. Рок-музыканты и барды живут меньше – может быть, это связано с их образом жизни. Напрашивается вывод: если вы ходите в филармонию и слушаете классическую музыку, у вас больше шансов прожить долгую и активную жизнь.




– Вы упомянули, что стресс подкашивает жизнь. Но известно много случаев, когда люди после сталинских лагерей доживали до 90 лет. В их жизни стрессов хватало, да и социальная, экологическая обстановка была далека от комфорта.

– Тут мог сказаться отбор – выживали более сильные или обладающие хорошей адаптивностью. Роль адаптационной системы вообще очень велика. В блокаду сначала вымирали физически более сильные мужчины, а женщин выжило значительно больше. Потому что женщины лучше переносят стресс. Так же и в дикой природе. Это подтверждают опыты. Если у лягушки вырезать икроножную мышцу и раздражать ее электрическим током, то у самки ответная реакция продлится дольше.

Наличие более сильной адаптационной системы у женщины – это природный защитный механизм, потому что она – защитница и хранительница генофонда. А мужчина – «разведчик». Есть такая теория. Именно на мужчине природа экспериментирует, отрабатывая новые направления развития в виде всевозможных мутаций. Поэтому среди мужчин больше и идиотов, и гениев.

– Какие еще факторы влияют на продолжительность жизни?

– Выделяют пять основных факторов риска преждевременной смерти, они общеизвестны: курение, избыточный вес, низкая физическая активность, неправильная диета, чрезмерное потребление алкоголя либо… полное его отсутствие. В день рекомендуют потреблять до 150 г хорошего красного сухого вина. Установлено, что 55% всех причин смерти (44% – от рака и 72% – от сердечно-сосудистых заболеваний, ССЗ) может быть устранено при отказе от курения, правильной диете и физической активности.

– Со спортом, точнее с физкультурой, понятно…

– Здесь не все так очевидно. Полезнее аэробные виды спорта, игровые на свежем воздухе. А борьба, штанга, силовые виды спорта, где мышцы напряжены, – жизнь укорачивают. Большой спорт нежелателен из-за перенапряжения мышц и повышенной травмоопасности.

– По поводу «правильной диеты» – это к диетологам? Жанна Кальмон, например, любила портвейн и шоколад, а в мясо и рыбу обязательно добавляла чеснок.

– Существует «французский парадокс». Французы потребляют на 40% больше животного жира, в 4 раза больше масла, на 60% больше сыра и в 3 раза больше свинины, чем американцы, однако смертность от сердечно-сосудистых заболеваний у них в 2 раза ниже, чем в США. Это еще один довод в пользу того, что все неоднозначно.

С 1987 года проводится крупнейший в истории геронтологии проект – все эти годы ведется наблюдение за обезьянами, которые получают калорий на 40% меньше контрольной группы. Их физическое состояние лучше, сердечно-сосудистых заболеваний, рака, диабета – меньше. Но при этом они меньшего размера и хуже размножаются.

Не это ли мы наблюдаем и в человеческом социуме? В Японии, где едят примерно в два раза меньше, чем в США, продолжительность жизни одна из самых высоких в мире и болеют там реже. На Окинаве, где, как уже упоминалось, живет больше всего столетних людей, едят еще меньше, чем в среднем по стране. При этом средний рост окинавца – 157 см, вес 47 кг. Там едят бамбук, сою, рис, рыбу. Но ведь на Севере на такой диете не выжить.

– Вы говорили, что слишком худые меньше живут…

– По-видимому, островитяне не крайность. А вот у женщин, страдающих анорексией, резко возрастает заболеваемость раком.

– Структура причин смертности в странах разная, наверное, в зависимости от качества жизни?

– Да, верно. Существенным улучшением качества жизни, прежде всего медицинского и социального обслуживания, можно добиться быстрого снижения смертности даже в самых старших возрастных группах. Это доказал исторический опыт Германии: после объединения страны на территории бывшей ГДР резко выросло число столетних.

Но цивилизация несет в себе много проблем. На глазах происходят радикальные изменения в социальной жизни. Наши дети одновременно учатся говорить и пользоваться компьютером, но меньше читают, реже ходят в филармонию. С образом жизни меняется и уровень знаний. Обновление знаний происходит практически постоянно. С ускорением этого процесса исчезают культура, навыки, традиции. Учат убивать, но не учат, как растить здоровых детей.

Пожилые люди не обуза, они хранители культуры, знаний, традиций. Российские ученые могли бы продлить работоспособную жизнь населения лет на пятнадцать Если мы не изменим отношения к людям, будем губить образование, науку, то превратимся в колонию. Нельзя забывать, что пожилые люди не обуза, они хранители культуры, знаний, традиций. Мы могли бы уже сегодня продлить работоспособную жизнь населения лет на 15, если бы государство было в этом заинтересовано.

Прежде всего, нужно вернуть диспансеризацию. Нет денег? Как подсчитали специалисты из НИИ общественного здоровья РАМН, до 40% страховых денег уходит на содержание страховых компаний и транзакционные издержки банков. За счет социальных денег кормим колоссального посредника в виде банковской системы. Деньги, которые государство дает на лечение, перекачиваются на счета страховых компаний и крутятся там, вместо того чтобы давать возможность лечить людей. Свернули программу по онкологии, нет химиотерапии.

Нужно отменить страховую медицину и вернуться к системе здравоохранения Семашко – это лучшая система, которая в других странах прекрасно работает, например в Великобритании. Также следует возобновить контроль качества продуктов. Государство практически самоустранилось от этого.

– В каком направлении развиваются идеи продления активного долголетия?

– Идет поиск средств, которые влияют на ключевые звенья в процессе старения. Есть подходы со стороны генной инженерии. Замена органов – перспективное направление.

– Можно теперь несколько личных вопросов? Какой распорядок дня у вас – когда встаете, ложитесь?

– Встаю в 4.00 утра, в 6.00 – на работе. Ложусь в 22.30. Уже лет двадцать придерживаюсь такого режима. Но и до этого я тоже вставал рано и в восемь уже был на работе. Потом стал приезжать в семь. В общем, чем старше, тем раньше… Но ложился спать всегда в одно время.

– Сколько лет вы работаете в институте?

– С 1 февраля 1965 года. 50 лет назад в моей трудовой книжке появилась первая запись – санитар Лаборатории опухолевых штаммов. Пришел наукой заниматься. Подрабатывал, начиная с третьего курса института. Тогда же начал заниматься проблемами онкологии и старения. Эту тему дал мне научный руководитель, академик Николай Напалков.

– У вас в кабинете всегда тихо играет классическая музыка?

– Да, это мне помогает. Она защищает от шума. Еще Павлов писал: если хочешь отвлечься от внешних факторов, включи слабый сигнал. Классическая музыка повышает работоспособность.

Беседовала Ирина Кравцова

Владимир Николаевич Анисимов

Руководитель отдела канцерогенеза и онкогеронтологии Санкт-Петербургского НИИ онкологии им. Н. Н. Петрова.

Окончил 1-й Ленинградский медицинский институт им. академика И. П. Павлова.

Основные научные интересы связаны с изучением взаимосвязи возникновения злокачественных опухолей и старения. Экспериментально установил основополагающие закономерности влияния возраста на чувствительность организма к действию различных канцерогенных агентов (экзогенных и эндогенных), лежащие в основе возрастного увеличения частоты злокачественных новообразований.

Из кабинета Дмитрия Морозова, совладельца компании «Биокад», видны сосны. Предприятие, выпускающее иммунобиологические препараты, расположено в подмосковном поселке Петрово-Дальнее. Каждое утро предприниматель обходит свой завод, а потом едет обедать в дорогой ресторан «Причал» тут же, на Новорижском шоссе. Недавно он начал еще и дом строить неподалеку. Морозову, который в конце 1990-х скупал акции алюминиевых предприятий, а потом был совладельцем банка «Центрокредит», новый образ жизни нравится. «Я заработал бы больше, вложив деньги в акции «Газпрома» или оставшись в банке. Но у меня бизнес интересный», - говорит он в интервью Forbes.

Семь лет назад, заскучав от размеренной работы банкира, он пробовал вкладываться в реальный сектор: покупал доли в элеваторе, в фирме, разрабатывающей суда на подводных крыльях… Но быстро разочаровался. Идея долгосрочного венчурного проекта родилась, когда он съездил по президентской программе в японский университет Кейо и узнал, что во всем мире самые рискованные, но высокодоходные инвестиции идут в индустрию развлечений, информационные технологии и биотехнологии. Биофармацевтика показалась ему самой понятной сферой.

Новоявленный венчурный инвестор решил начать с простейших препаратов с бифидобактериями, предназначенных для нормализации микрофлоры кишечника. Тогда их продавалось в России на $40 млн в розничных ценах, причем препараты не требовалось регистрировать как лекарства, что позволяло сэкономить время (около полутора лет) и деньги ($200 000–300 000) на клинических испытаниях.

Продав партнерам долю в «Центрокредите», Морозов набрал команду менеджеров по продажам и принялся изучать рынок. У мелких производителей закупали бифидопрепараты и поставляли их крупным дистрибьюторам. Отслеживали, что просят, что лучше идет. «Мы решили делать с вкусовыми добавками, с витаминами, для разных возрастов. Я много нафантазировал себе», - признается он теперь.

В 2001 году Морозов приступил к строительству фармацевтического завода, инвестировав в него $8 млн. Наступил на все грабли: подрядчики завысили стоимость проекта на 30–40%, из-за отсутствия необходимой квалификации бывшему банкиру многое пришлось переделывать - выяснилось, например, что обычные краны в деионизированной воде разваливаются. Сдача объекта затянулась на год. Но основные сложности начались, когда завод, рассчитанный на производство 70 млн пакетиков, 77 млн суппозиториев и 140 млн капсул в год, был готов к работе: загружать производство оказалось нечем, ученые и профильные НИИ в очередь за деньгами не выстраивались.

Попытки заказывать ученым конкретные разработки тоже не дали результата. Например, Морозов вместо традиционно применявшейся конкурентами лиофильной сушки бактерий (сушат в замороженном состоянии под вакуумом, чтобы сохранились все свойства) хотел использовать более экономичный распылительный метод. Заказал разработку технологии двум группам ученых. В одном институте после двух лет работы сообщили, что исследования результата пока не дали, нужен еще год и дополнительные деньги. Контракт расторгли. Во втором институте технологию разработали, но почему-то на заводе она не воспроизводилась - все бактерии умирали. «Просто люди не привыкли за деньги давать результат, они считали, что достаточно отчитаться за процесс. А что получилось в итоге, никого не волнует. Они привыкли работать по принципу: чем дольше тянешь тему, тем лучше живешь. Нас накалывали на каждом шагу», - возмущается Морозов, потерявший на обеих группах около $20 000.

В итоге новенький завод «Биокада», оборудованный современными установками, в 2003 году занялся по сути упаковкой биоматериала. Морозов закупал его у молочно-экспериментального цеха, производившего бифидобактерии для пищевой промышленности. Но первая партия готовой продукции зависла в аптеках. Вместо того чтобы сосредоточиться на продвижении нового производителя среди врачей-гастроэнтерологов, усилия распылили и бюджет потратили бессистемно. В начале 2005 года Морозов разогнал всех продавцов и закрыл проект по бифидумбактерину. Убытки от его производства составили $700 000. Это притом, что в целом по стране продажи бифидумбактерина с 2001 года выросли в 1,7 раза.

Спасло «Биокад» только то, что к тому времени Морозов научился работать с учеными. Еще в 2002 году он по совету Рамила Хабриева, тогдашнего гендиректора РАО «Биопрепарат», объединявшего остатки советской биоиндустрии, приобрел часть Института инженерной иммунологии в подмосковных Любучанах, находившегося в состоянии банкротства. На базе его лабораторий предприниматель, изучивший, как устроен биотехнологический бизнес на Западе, мечтал запустить так называемый pipeline - конвейер новых разработок, которые находятся на разных этапах от создания молекулы до клинических испытаний.

И тут не обошлось без проблем. Поначалу научные сотрудники пытались бунтовать против частного собственника. «Но у меня опыт работы с коллективом большой, еще со скупки уральских заводов, - усмехается Морозов. - Собрания проводил, разъяснительную работу». Одним из самых болезненных вопросов оказалось распределение грантов. Морозов, сторонник теории единого финансового потока, взял контроль над поступающими в научный центр деньгами и работой по этим проектам в свои руки. Многие сотрудники в итоге уволились.

Сейчас в Любучанах для «Биокада» 70 ученых ведут разработку новых препаратов. Морозов детально регламентировал весь процесс, установив четкие сроки исполнения. Еженедельно проводит собрания, на которых ученые, как менеджеры, отчитываются о проделанной работе. Отклонения от заданной темы исследований запрещены, индивидуальное научное творчество не поощряется.

Морозов уверяет, что оставшиеся сотрудники довольны тем, что видят результаты своего труда. Именно ученые из Любучан разработали в 2005 году новый продукт «Биокада» - свечи с противовирусным белком интерфероном «Генферон», продажи которого в первый же год достигли $1 млн. Препарат прописывают при вирусных заболеваниях мочеполовой системы. «Хороший они препарат делают», - признает Владимир Парфенов, замдиректора ООО «Ферон» при институте им. Н. Ф. Гамалеи, чей препарат «Виферон», на разработку которого ушло 15 лет, основной конкурент «Генферона».

В ноябре прошлого года у Морозова появился и второй потенциальный хит - «Лейкостим», предназначенный для восстановления самочувствия онкологических больных после курса химиотерапии. «Они могут попасть с ним в государственные программы, выгодно сыграв на импортозамещении, - рассуждает Николай Беспалов, руководитель рейтинговых проектов компании «Фармэксперт». - Но надо грамотно выстраивать ценовую политику, чтобы самим внакладе не остаться. Нужен и административный ресурс». Препарат Морозова уже победил в тендере Минобороны, в чьем ведении находятся многочисленные госпитали по всей стране.

«Сейчас, когда все наконец налажено и работает, капитализация «Биокада» начнет расти огромными темпами», - уверяет Морозов. Пока, правда, 60% из $30 млн выручки в 2006 году ему принесли оптовые поставки чужих фармпрепаратов крупным дистрибьюторам.

Начало профессиональной деятельности будущего президента лучшей бизнес-школы страны было в некотором смысле запрограммировано. По стопам всех членов своей семьи, работавших на уфимском авиационном заводе, Андрей Шаронов закончил математический класс и поступил в авиационный институт.

В 19 лет благодаря работе в комсомоле и стройотрядах пришли первые навыки общественного деятеля: необходимость договариваться, убеждать и доносить свою позицию быстро развивает пресловутый ныне эмоциональный интеллект.

Отдав ВЛКСМ несколько лет, Шаронов продолжил карьерное развитие по линии «молодежных дел» дальше, дойдя до должности первого лица соответствующего Госкомитета РФ. Разрабатывал новый концептуальный подход к формированию государственной молодежной политики в условиях переходного общества 90-х.

Сейчас его вероятно назвали бы «омбундсменом», но очевидно, что еще задолго до СКОЛКОВО Андрея Владимировича интересовали карьеры и судьбы молодых специалистов.

Затем последовали 11 лет в Министерстве экономразвития при 4 министрах – от команды Евгения Ясина до большой удачи и работы с Германом Грефом. Именно он задал будущему руководителю бизнес-образования высокие планки профессиональных стандартов, соответствующий уровень амбиций и масштаба мышления.

Дойдя до статуса «без 5 минут министра», Шаронов в 43 года неожиданно уходит в реальный сектор экономики – в «Тройку Диалог» на должность управляющего директора. Резкая смена стороны баррикад стала настоящим холодным душем – многое началось почти заново. Сменив государственную службу на работу в сервисной организации, ему пришлось учиться неординарности деловых ходов и быстроте реакции на происходящие события.

Зато это дало объемное понимание экономических процессов как таковых: при возможности ходить туда-сюда из власти в бизнес полезно для полноты картинки, - считает сам бывший замминистра.

Кстати, с тех пор у него вошло в привычку экономить свое время и оставлять проекты и функционал, которые перестали драйвить и быть интересными.

Время в Тройке научило штучно работать с персоналом: доносить свои ожидания, слышать потребности, управлять мотивацией людей. Нордический характер стал обрастать уравновешенностью и внимательностью, которые вкупе с ироничностью и цепким взглядом превращают Андрея Владимировича в невероятно харизматичного лидера.

В 2009 году он получает премию «Аристос» в номинации «Независимый директор», а перечень компаний, где он был или по-прежнему состоит в совете, занимает несколько строчек из самых известных названий: РЖД, Международный аэропорт Шереметьево, Мостотрест, РАО ЕЭС, Транснефть, РВК, Интер РАО ЕЭС, РусГидро, Аэрофлот, ВТБ, Банк Москвы… и это далеко не все.

Охватывая своим вниманием совершенно разные сферы, Андрей Владимирович прежде всего как главную ценность привносит свое понимание общих вещей экономики предприятия в комбинацию людей с отраслевой экспертизой, что рождает более взвешенные решения коллективного разума.

При этом сам он спокойно относится к регалиям, премиям, знакам статуса: «Если тщеславие – двигатель, то я против такого тщеславия, которое базируется на искусственных атрибутах, позволяющих оценивать человека только внешне... Если человек не может носить на руке что-то, стоящее меньше 10 000 долларов, мне это говорит о том, что у него, наверно, нет каких-то других качеств, которыми он мог бы гордиться».

Став за 3 года «своим среди чужих», Шаронов получает новый вызов, теперь уже от мэра Собянина – и в 2010 году соглашается стать его заместителем по вопросам экономической политики, соблазнившись размахом поставленных задач.

Еще 3 года на госслужбе, и новое назначение – Рубен Варданян снова позвал бывшего коллегу под свои знамена, а бизнес-школа СКОЛКОВО обрела нового ректора.

Очередная супер-цель и новый виток построения диалога предпринимательства с властью. Любопытно, что, восприняв новый для себя проект прежде всего как социальный, Шаронов получил возможность не только создавать «пузырь здравого смысла в обществе», но и активно компенсировать свою нехватку системного бизнес-образования.

Теперь в его распоряжении и лучшие международные профессора, и интересные студенты, и регулярные модули в других школах с мировым именем, и новые архизадачи.

Андрей Владимирович любит спорт, особенно футбол, и имеет разряды по легкой атлетике и плаванью. Его утренние разминки известны всем студентам и рекомендованы к посещению.

Метод Шаронова: всегда играть вдолгую, не пытаться решить вопросы сиюминутно, но не застревать в комфорте и раз в 5-7 лет менять сферу деятельности, продолжая движение и личностный рост. Интересно, что же будет следующим?