Конверсия

Нем.: Konversion. — Франц.: conversion. — Англ.: conversion. — Исп.: conversion. — Итал.: conversione. — Португ.: conversao.

. Механизм образования симптомов при истерии, особенно при конверсионной истерии (см. этот термин).

Смещение психического конфликта и попытка разрешить его через различные симптомы — соматические, моторные (например, различного рода параличи) или чувственные (например, утрата чувствительности или локализованные боли).

Термин "конверсия" у Фрейда соотносится прежде всего с его экономической концепцией: либидо, отделенное от вытесненного представления, преобразуется в нервную энергию — энергию иннервации. Но для симптомов конверсии характерно как раз символическое значение, или, иначе, телесное выражение вытесненных представлений.

. Понятие конверсии было введено Фрейдом в психопатологию для учета трудно доступного осмыслению "прыжка из психики в соматическую иннервацию" (1). Эта мысль, которая отличалась новизной в конце XIX в., получила в дальнейшем, как известно, широкое распространение, особенно в связи с развитием психосоматических исследований. Тем более следует выделить в этом расширившемся поле то, что относится к собственно конверсии. К этому стремился и сам Фрейд, разграничивая истерические и соматические симптомы актуальных неврозов.

Понятие конверсии возникло уже в самых ранних исследованиях истерии у Фрейда (см. случай Эмми фон Н. в "Исследованиях истерии" (Studien uber Hysterie , 1895) и в "Психоневрозах защиты" (Die Abwehr -Neuropsychosen , 1894)). Это понятие имеет, прежде всего, экономический смысл; речь идет о преобразовании либидинальной энергии в соматическую иннервацию. Конверсия предполагает отделение либидо от представления в процессе вытеснения, а затем "перенос" этой либидинальной энергии в область телесного (2а).

Такое экономическое истолкование конверсии неразрывно связано у Фрейда с ее символическим истолкованием: вытесненные представления, искаженные механизмами сгущения и смещения, "говорят" через телесные симптомы. По Фрейду, символическое отношение симптома к его значению таково, что один и тот же симптом может выражать множество значений не только одновременно, но и последовательно: "Со временем одно из значений симптома или даже его основное значение может измениться [...]. Процесс возникновения подобного симптома столь запутан, перенос чисто психического возбуждения в область тела (его я и называю конверсией) настолько зависит от благоприятного стечения множества обстоятельств, соматическое укоренение, необходимое для конверсии, происходит столь не просто, что натиск бессознательного, подталкивающий возбуждения к разрядке, подчас заставляет удовлетвориться прежним способом такой разрядки" (4).

Что же касается причин, по которым образуются скорее конверсионные симптомы, нежели, скажем, симптомы фобии или навязчивости, то Фрейд здесь ссылается, прежде всего, на саму "способность к конверсии" (2b ) — эта же мысль содержится и в выражении "соматическое укоренение"*: речь идет о врожденной или приобретенной предрасположенности данного субъекта к конверсии, а более конкретно — об использовании для этого определенного органа или аппарата. Этот вопрос заставляет также обратиться к проблемам "выбора невроза" и своеобразия невротических структур.

Каково место конверсии с точки зрения нозографической?

1) В области истерии. Поначалу Фрейд считал конверсию механизмом, постоянно (хотя и в различной степени) присутствующим в истерии. Дальнейшее изучение истерии привело к тому, что Фрейд включил в понятие истерии такие разновидности невроза, при которых конверсии не наблюдается (это, прежде всего, фобический синдром, или, иначе, истерия страха), что, в свою очередь, позволило вычленить конверсионную истерию как таковую.

2) В более широкой области неврозов. Телесные симптомы, символически связанные с бессознательными фантазиями субъекта, были обнаружены не только при истерии, но и при других разновидностях невроза (ср. кишечные расстройства у Человека с волками). Нужно ли тогда считать конверсию главным механизмом образования симптомов, действующим, хотя и в разной степени, в различных видах невроза, или же следует по-прежнему видеть в ней особенность истерии, отыскивая в других видах расстройств "истерическое ядро" или же констатируя "смешанный невроз"? И ведь дело здесь не только в названиях: речь идет о структурной дифференциации неврозов, а не только о различиях в их симптоматике.

3) В области, называемой ныне психосоматикой. Не желая предвосхищать решение и поныне нерешенных вопросов, отметим современную тенденцию к отличению истерической конверсии от других процессов симптомообразования; слово "соматизация", к примеру, было подсказано именно этими процессами. Согласно этому подходу, симптом истерической конверсии имеет более тесную символическую связь с историей субъекта и хуже поддается вычленению в виде отдельной классификационной единицы (подобно раку желудка или гипертонии), к тому же он менее устойчив и пр. Хотя разграничить все эти явления на уровне клинического опыта во многих случаях вполне возможно, сделать это в теории по-прежнему очень нелегко.

(1) Freud (S.). Bemerkungen uber einen Fall von Zwansneurose, 1909. G .W ., VII, 382; S .E .,X, 157; франц., 200.

(2) Cf. Freud (S.). Die Abwehr-Neuropsychosen, 1894. — a) G.W., I, 63; S.E., III, 49. — b) G.W., I, 65; S.E., III, 50.

(3) Ср., например: Freud (S .). Studien uber Hysterie, 1895. G.W., I, 212; S.E., II, 148; франц., 117.

(4) Freud (S.). Bruchstuck einer Hysterie-Analyse, 1905. G .W ., V , 213; S .E ., VII, 53; франц., 38.

Психологический словарь. А.В. Петровского М.Г. Ярошевского

Конверсия (в психолингвистике) (от лат. conversio - изменение, превращение) - образование нового значения слова либо при переходе его в новую парадигму словоизменения (например, «печь» - в избе, «печь» - хлеб), либо при употреблении его в контексте, отличающемся от традиционного.

Конверсия бывает причиной возникновения смысловых барьеров при общении. Механизм К. используется как один из приемов построения юмористического высказывания.

Словарь психиатрических терминов. В.М. Блейхер, И.В. Крук

Конверсия (лат. conversio - изменение) - отщепление аффективной реакции от содержания психической травмы и направление ее по другому руслу.

По A. Jakubik , возможны три варианта Конверсии:

1. Конверсия служит средством защиты от страха, является механизмом психологической защиты;
2. При К. осуществляется преобразование «психической энергии» (либидо) в соматический синдром или симптом;
3. Конверсия проявляется в символизации соматических синдромов или симптомов, отражая лежащий в их основе внутренний конфликт.

Учитывая широкий диапазон, а также метафоричность понимания Конверсия психоаналитиками, A. Jakubik предлагает вместо этого термина пользоваться понятием «истерические расстройства чувствительно-двигательной сферы», хотя можно думать, последний термин чрезмерно суживает понятие К. Син.: конверсивная реакция, истерическая конверсия, конверсивная истерия , истерический невроз конверсивного типа.

Неврология. Полный толковый словарь. Никифоров А.С.

нет значения и толкования слова

Оксфордский толковый словарь по психологии

Конверсия - трансформация чего-то из одного состояния в другое. Следовательно:

1. Резкий сдвиг от одного набора убеждений к другому, особенно в отношении религиозных убеждений.
2. Трансформация психологической рассогласованности в физические формы (см. конверсивное расстройство).
3. Сдвиг набора значений с одной шкалы на другую.
4. Перестановка терминов в суждении.

предметная область термина

КОНВЕРСИЯ ИСТЕРИЧЕСКАЯ - соматическое разрешение конфликта бессознательного; процесс, в ходе коего развившемуся при патогенных условиях аффекту был закрыт нормальный выход, отчего эти "защемленные аффекты" находят ненормальное выражение (применение), либо остаются как источники постоянного возбуждения, отягощая душевную жизнь.

КОНВЕРСИЯ (CONVERSION) - процесс, в результате которого отвергнутое психическое содержание превращается в телесные феномены. Симптомы обретают разнообразные формы, включая моторные, сенсорные и висцеральные реакции: анестезии, боли, параличи, тремор, конвульсии, нарушения походки, координации, глухота, слепота , рвота, икота, нарушения акта глотания. Первые в практике Фрейда случаи истерии представляли собой конверсионные симптомы; истерия стала моделью для всей психопатологии и для построения теории неврозов. Конверсию Фрейд рассматривал как истерический феномен, направленный на разрешение конфликтов эдиповой фазы: "неприемлемая идея обезвреживается посредством трансформации связанного с ней возбуждения в нечто соматическое" (1894, с. 49).

Хотя конверсия до сих пор рассматривается исключительно в связи с истерией, Ренгелл (1959) и другие исследователи настаивали на расширении сферы ее действия, приводя клинические примеры конверсионных симптомов при самых розных психопатологических нарушениях на всех уровнях развития либидо и Я. Сущностью конверсии, пишет Ренгелп, является "сдвиг или смещение психической энергии с катексиса психических процессов к катексису соматической иннервации, в результате чего последняя выражает в искаженном виде дериваты вытесненных запретных побуждений" (с. 636). Соматические феномены имеют символический смысл , являют собой "язык тела ", выражающий в искаженной форме как запретные инстинктивные импульсы, так и защитные силы. Посредством анализа связанные с телесными симптомами мысли и фантазии удается перевести обратно в слова. Ранние случаи, на которых основывались представления об истерии и конверсии, ныне считаются намного более сложными, чем это казалось сначала. Эти случаи сверхдетерминированы, их динамические механизмы проистекают из множества точек фиксации и регрессии, включая догенитальные компоненты наряду с фаллическими и эдиповыми. Но, по наблюдениям Фрейда, для возникновения конверсии необходимы благоприятные условия, причем спектр этих условий весьма широк. Он допускал, что для разрешения конфликта с помощью конверсии, а не фобических и обсессивных симптомов, требуется определенная"способность к конверсии" или "соматическая готовность"; тем не менее конверсионные феномены часто сочетаются с фобическими и обсессивными симптомами.

Хотя представления Фрейда относительно конверсии носят экономический характер - психическая энергия перемещается или трансформируется из психической сферы в соматическую, - в той же работе он заложил фундамент для другого, в настоящее время более приемлемого объяснения. Подобно тому, как навязчивые идеи могут возникать при отделении аффекта от отвергаемой идеи и замене ее более приемлемой, точно так же в качестве компромиссного образования аффект может быть отнесен к фантазии о телесном заболевании и привести к клинической картине конверсии (Freud, 1894, с. 52). Соотношение между истерическими конверсионными симптомами и другими психосоматическими проявлениями остаются не вполне ясными.

Так, например, при неврозах оргонов функциональные нарушения, по-видимому, не имеют собственного психического значения, поскольку не являются переводом специфических фантазий и побуждений на язык тела . Это же относится к догенитапьным конверсиям (Fenichel, 1945), включающим заикание, тики и астму. Чтобы не относить к конверсии любой сдвиг из психики в сому, Ренгелл (1959) предложил ограничить случаи конверсионных расстройств рамками вышеописанных критериев; он предложил исключить случаи неизбежных, но неспецифических соматических последствий психического напряжения и неразряженного аффекта. Такое разделение, однако, нередко вызывает затруднения в клиническом отношении.

лат. conversio - изменение) . Отщепление аффективной реакции от содержания психической травмы и направление ее по другому руслу. По A. Jakubik , возможны три варианта К.: 1. К. служит средством защиты от страха, является механизмом психологической защиты; 2. При К. осуществляется преобразование "психической энергии" (либидо) в соматический синдром или симптом; 3. К. проявляется в символизации соматических синдромов или симптомов, отражая лежащий в их основе внутренний конфликт. Учитывая широкий диапазон, а также метафоричность понимания К. психоаналитиками, A. Jakubik предлагает вместо этого термина пользоваться понятием "истерические расстройства чувствительно-двигательной сферы", хотя можно думать, последний термин чрезмерно суживает понятие К.

Син.: конверсивная реакция, истерическая конверсия, конверсивная истерия, истерический невроз конверсивного типа.

КОНВЕРСИЯ (CONVERSION)

Процесс, в результате которого отвергнутое психическое содержание превращается в телесные феномены. Симптомы обретают разнообразные формы, включая моторные, сенсорные и висцеральные реакции: анестезии, боли, параличи, тремор, конвульсии, нарушения походки, координации, глухота, слепота, рвота, икота, нарушения акта глотания.

Первые в практике Фрейда случаи истерии представляли собой конверсионные симптомы; истерия стала моделью для всей психопатологии и для построения теории неврозов. Конверсию Фрейд рассматривал как истерический феномен, направленный на разрешение конфликтов эдиповой фазы:

"неприемлемая идея обезвреживается посредством трансформации связанного с ней возбуждения в нечто соматическое" (1894, с. 49). Хотя конверсия до сих пор рассматривается исключительно в связи с истерией, Ренгелл (1959) и другие исследователи настаивали на расширении сферы ее действия, приводя клинические примеры конверсионных симптомов при самых розных психопатологических нарушениях на всех уровнях развития либидо и Я. Сущностью конверсии, пишет Ренгелп, является "сдвиг или смещение психической энергии с катексиса психических процессов к катексису соматической иннервации, в результате чего последняя выражает в искаженном виде дериваты вытесненных запретных побуждений" (с. 636). Соматические феномены имеют символический смысл, являют собой "язык тела", выражающий в искаженной форме как запретные инстинктивные импульсы, так и защитные силы. Посредством анализа связанные с телесными симптомами мысли и фантазии удается перевести обратно в слова.

Ранние случаи, на которых основывались представления об истерии и конверсии, ныне считаются намного более сложными, чем это казалось сначала. Эти случаи сверхдетерминированы, их динамические механизмы проистекают из множества точек фиксации и регрессии, включая догенитальные компоненты наряду с фаллическими и эдиповыми. Но, по наблюдениям Фрейда, для возникновения конверсии необходимы благоприятные условия, причем спектр этих условий весьма широк. Он допускал, что для разрешения конфликта с помощью конверсии, а не фобических и обсессивных симптомов, требуется определенная"способность к конверсии" или "соматическая готовность"; тем не менее конверсионные феномены часто сочетаются с фобическими и обсессивными симптомами.

Хотя представления Фрейда относительно конверсии носят экономический характер - психическая энергия перемещается или трансформируется из психической сферы в соматическую, - в той же работе он заложил фундамент для другого, в настоящее время более приемлемого объяснения. Подобно тому, как навязчивые идеи могут возникать при отделении аффекта от отвергаемой идеи и замене ее более приемлемой, точно так же в качестве компромиссного образования аффект может быть отнесен к фантазии о телесном заболевании и привести к клинической картине конверсии (Freud, 1894, с. 52).

Соотношение между истерическими конверсионными симптомами и другими психосоматическими проявлениями остаются не вполне ясными. Так, например, при неврозах оргонов функциональные нарушения, по-видимому, не имеют собственного психического значения, поскольку не являются переводом специфических фантазий и побуждений на язык тела. Это же относится к догенитапьным конверсиям (Fenichel, 1945), включающим заикание, тики и астму. Чтобы не относить к конверсии любой сдвиг из психики в сому, Ренгелл (1959) предложил ограничить случаи конверсионных расстройств рамками вышеописанных критериев; он предложил исключить случаи неизбежных, но неспецифических соматических последствий психического напряжения и неразряженного аффекта. Такое разделение, однако, нередко вызывает затруднения в клиническом отношении.

КОНВЕРСИЯ

Стандартное значение – трансформация чего-то из одного состояния в другое. Следовательно: 1. Резкий сдвиг от одного набора убеждений к другому, особенно в отношении религиозных убеждений. 2. Трансформация психологической рассогласованности в физические формы (см. конверсивное расстройство). 3. Сдвиг набора значений с одной шкалы на другую. 4. Перестановка терминов в суждении.

КОНВЕРСИЯ

процесс и механизм разрешения внутрипсихического конфликта путем образования соматических симптомов, сопровождающихся моторными, сенсорными, визуальными и другими расстройствами.

В концептуально оформленном виде представление о конверсии было выражено Й. Брейером и З. Фрейдом на основе их терапевтической деятельности, связанной с лечением больных, страдающих истерией. Это представление нашло свое отражение в их работе «Исследования истерии» (1895), хотя в терминологическом отношении именно З. Фрейду принадлежит приоритет в ведении в научный оборот термина «конверсия», который был им использован для характеристики «аномального выхода неизжитых возбуждений». В статье «Защитные психоневрозы» (1894) конверсия рассматривалась им в плане отделения психической энергии от представления человека, в результате чего наблюдалось смещение психического возбуждения в область тела, что вело к возникновению соматических симптомов.

По мере того как З. Фрейд пытался построить общую теорию неврозов, он провел различие между «конверсионной истерией» и «истерией страха». Первая форма истерии связана, по его мнению, с направленностью аффекта душевного процесса из психической сферы в телесную область. Вторая – с вытеснением в бессознательное травмирующих переживаний, но сохранением их в психике человека. Вначале З. Фрейд полагал, что «конверсионная истерия» может иметь самостоятельное значение, никак не связанное с невротическими заболеваниями, симптомы которых характеризуются психическими проявлениями. Затем он выдвинул предположение о наличии смешанных неврозов и крайне редких случаях проявления исключительно «конверсионной истерии». Однако в работе «Анализ фобии пятилетнего мальчика» (1909) он высказал точку зрения, в соответствии с которой существуют не только случаи чистой «истерии страха», выражающейся в проявлении фобий без примеси конверсии, но и «чистые случаи конверсионной истерии без всякого страха».

В понимании З. Фрейда конверсия соотносилась с экономической точкой зрения на истерию, принимающей во внимание количественный фактор психической энергии. Выраженная в его ранних исследованиях, эта точка зрения фактически предопределяла его последующие метапсихологические разработки, объединяющие в себе топические (по месту расположения бессознательных и сознательных систем), динамические (переход сознательных и бессознательных процессов из одной системы в другую) и экономические (количество психического заряда) представления о природе и причинах возникновения невротических заболеваний. Как замечал З. Фрейд в своей «Автобиографии» (1925), его теория истерии учитывает, наряду с проведением различий между бессознательными и сознательными душевными актами и динамическим взглядом на симптом, как результат противодействия аффекту, также и экономический фактор, поскольку рассматривает тот же симптом «как результат преобразования некоего количества энергии, обычно обращенной на что-то другое (так называемая конверсия)».

Симптомы конверсии могут выражаться в разнообразных формах, включая параличи, конвульсии, нарушение координации, слепоту, глухоту, рвоту и другие телесные проявления. С психоаналитической точки зрения, они могут быть как результатом перемещения психической энергии или отвержения психического содержания, так и следствием фантазий человека о том или ином телесном заболевании.

В современном психоанализе дискуссионными остаются вопросы о том, следует ли все перемещения из психики в телесную организацию человека считать конверсией или речь может идти о специфических формах соответствующего сдвига, каковы критерии, позволяющие отделять конверсионные симптомы от иных психосоматических проявлений, как и каким образом конверсионные проявления сочетаются с фобиями, ипохондрией и другими психическими заболеваниями.

И связанно с именем Зигмунда Фрейда. До Фрейда причину неврозов видели в болезни нервов. Сегодня, как и в начале двадцатого века, теория неврозов, их симптомы и лечение наиболее полно исследованы в рамках психоанализа.

С точки зрения психоанализа невроз – это результат конфликта между бессознательными желаниями, часто агрессивного и сексуального характера, и психической структурой, оценивающей исполнение этих желаний как потенциально опасное. Это определение является адаптированной формулировкой, данной Зигмундом Фрейдом в отношении разницы между неврозом и психозом, гласящей, что: невроз – это результат конфликта между Я и Оно, тогда как психоз – это конфликт в отношениях Я и внешнего мира.

Иными словами, при неврозе человек ничего не хочет знать о своей внутренней реальности – о своих фантазиях и желаниях, тогда как при психозе нарушается тестирование реальности внешней.

Таким образом, невроз является менее тяжелым психопатологическим состоянием, нежели психоз. Однако степень страдания, вызываемого неврозом, и его влияние на качество жизни внушительны.

Описание психических состояний, в последствии ставших именоваться невротическими, стало появляться в конце девятнадцатого века. Но окончательное признание и исследование неврозов произошло благодаря психоанализу.

Сегодня подходы к неврозам различны. Международная классификация болезней десятого пересмотра (МКБ-10) включает рубрику невротических расстройств. В рамках отечественной психиатрии рассматриваются расстройства невротического уровня. Тогда как в американском руководстве по диагностике и статистике психических расстройств (DSM-5) рубрика неврозов отсутствует, однако предоставлен ряд расстройств, имеющих невротическую природу.

2. В психоанализе к неврозам относятся:

Навязчивости направленны на то, чтобы предотвратить некое событие или совершение определенного действия. Эти события и действия носят агрессивный или сексуальный характер. При неврозе навязчивых состояний всегда существует конфликт любви и ненависти. В навязчивых ритуалах выражается реализация любовного или агрессивного желания и запрет на реализацию этого желания. То есть первое действие отменяется вторым, это называется уничтожением сделанного.

В результате происходит так, как будто не было ни одного действия, тогда как в действительности были оба. Фрейд сравнивал такое магическое мышление или анимизм с ритуалами первобытных народов, пытающихся умилостивить духов. В ритуалах человека, страдающего неврозом навязчивых состояний, прослеживается та же тенденция, когда он, например, совершает определенное ритуальное действие дабы с его близкими или с ним ничего не случилось. У такого человека присутствует бессознательный мотив ненависти к близкому и одновременно любовь к нему. Чем сильней и то, и другое, тем сильней навязчивые симптомы.

Агрессия в симптомах навязчивости проявляется в желании контролировать не только себя, но других людей, заставляя их участвовать в выполнении своих ритуалов.

Ожидание плохих событий, также, как и страх нанести себе увечья, покончить жизнь самоубийством связаны с чувством вины за собственную ненависть, которая не осознается.

Противоположности в душевной жизни при неврозе навязчивых состояний проявляются особенно резко. Мир словно разделяется на добро и зло. В навязчивых ритуалах присутствует стремление избегать «плохих вещей» и иметь дело только с «хорошими». Причем бывает сложно понять логику, по которой происходит деление вещей на плохие и хорошие.

Люди, страдающие навязчивостями, обычно очень энергичные по своей природе, но постоянная внутренняя борьба приводит их к нерешительности, сомнениям, отсутствию сил.

По своей сути это очень совестливые люди, как и во всех неврозах, при неврозе навязчивых состояний большую роль играет чувство вины. Но в их ранней истории были события, которые помешали им быть в контакте со своими чувствами, эмоциями и желаниями. Как правило, это психотравмирующие события или обстоятельства, происходившие в том возрасте, когда у ребенка не было психических ресурсов справиться с ними. Это вызывает возбуждение в психике, которое трансформируется в переполняющие человека агрессивные и сексуальные влечения, а навязчивости возникают как защита от прорыва этих импульсов.

Навязчивые симптомы выполняют роль барьера для запретных порывов, вот почему возникает сильная тревога, если попытаться прекратить симптомы волевым усилием. Человек словно лишается сдерживающих механизмов и остается один на один с пугающими его желаниями.

Психоанализ дает возможность исследовать причину и значения симптомов невроза навязчивых состояний. Реконструкция прошлого и его связи с настоящим помогают пациенту понять себя, ослабить необходимость в навязчивых симптомах, выработать более адаптивные механизмы совладания с натиском необузданных желаний. Когда человек понимает значение своих симптомов, он становится способен обрести гармонию со своим внутренним миром.

Смысл самых запутанных навязчивых ритуалов можно понять, если проследить как во времени сопряжено их появление с переживаниями пациента, определить, когда появились симптомы и с какими событиями они связанны.

Навязчивое повторение

Симптомы невроза навязчивых состояний весьма многообразны и описаны в рамках различных подходов, однако следующее проявление навязчивости изучено преимущественно или даже исключительно в психоанализе. Речь идет о навязчивом повторении. Это неизбежное попадание человека в одни и те же обстоятельства. Определенные жизненные сложности, трагические события могут словно преследовать по жизни. Причем сам человек ощущает такие повторения как злой рок или немилость судьбы. Собственный вклад в формирование навязчивых ситуаций зачастую не осознается. Однако всегда присутствует бессознательный мотив постоянно переживать одну и ту же ситуацию.

Примером может служить череда отношений, которые удивительным образом развиваются и завершаются по одному и тому же сценарию. Это могут быть любовные, дружеские отношения, ситуации с коллегами на работе и так далее. Человека словно находят одни и те же обстоятельства, или правильней сказать, бессознательно он находит их, словно нарочно выбирая именно ту тропу, где притаились «те самые грабли».

Лечение невроза психоанализом помогает увидеть связь между прошлым пациента и его актуальной жизнью, что дает возможность выйти из порочного круга одних и тех же ситуаций.

6) Эмоциональная лабильность

Нестабильность в эмоциональной сфере является еще одной характерной чертой невроза.

Причина эмоциональных состояний и реакций часто остается неясной как для окружающих, так и для самого невротичного индивида. Это происходит потому, что вытесненные желания и представления, хотя не осознаются, продолжают вызывать связанные с ними чувства.

Среди чувств, корни которых уходят в бессознательные фантазии и желания, можно назвать: стыд, вину, злость, обиду, уныние, зависть, ревность, страх.

Одним из основных чувств при неврозе, и даже формирующих невроз, является вина. Вытесненные сексуальные и агрессивные желания, связанные с Эдиповым комплексом, хотя и не реализуются, но продолжают осуждаться с стороны собственной морали. Чувство вины наиболее тяжело выносить, оно мучает человека, но без возможности понять его истоки и справиться с ним.

Неудовлетворенность, отчаянье добиться любови, внутренние конфликты, ненависть, причины которой остаются в бессознательном, приводят к агрессивности, вспышкам негодования. Если агрессия перенаправляется на себя, возникает подавленное настроение, уныние и депрессия.

Жалость к себе, упадок духа, депрессия и сниженная самооценка часто сопровождают невроз. Отрицательный эмоциональный фон и недооценка себя ведут к замкнутости, безынициативности, упущению различных возможностей. Но может возникать и пристрастие к этим переживаниям, когда потребность чтобы кто-то пожалел, посочувствовал или ощутил вину приводит к фантазиям об этом или открытой демонстрации своих страданий. Это, в свою очередь, может формировать черты мазохизма , при котором боль и страдания начинают приносить удовольствие. В результате человек неосознанно всегда стремится подставить щеку там, где есть возможность получить по ней удар.

Вспыльчивость и раздражительность, становясь чертами характера, могут приносить их обладателю скрытое или не такое уж скрытое удовольствие, чувство триумфа над жертвами. Такое поведение является проявлением садизма . Но вместе с тем оно осложняет отношения как с близкими, так и в профессиональной и других сферах. Человек может ощущать себя заложником собственного взрывного темперамента или скверного характера. За такими проявлениями стоят бессознательные мотивы, понимание которых в процессе прохождения психоанализа помогает обуздать собственный нрав.

Подозрительность и мнительность могут стать чертой характера, осложняющей жизнь человека, когда собственные агрессивные импульсы проецируются во вне и приписываются окружающим. В итоге другие люди воспринимаются как плохие и преследующие. Это бессознательный механизм, позволяющий сохранить ощущение себя хорошим, но нарушающий объективное восприятие других людей.

Ощущение особого к себе отношения, осуждения со стороны окружающих, даже если это незнакомые люди на улице, возникает под действием чувства вины.

Любовь исцеляет от многих болезней. Но в контексте обсуждаемой темы возникают вопросы: что такое любовь и может ли она спасти от психического расстройства?

Страсть, вожделение, зависимость, привычка могут приниматься за любовь, однако способность испытывать зрелое чувство доступно не каждому. Невроз нарушает способность человека вступать в близкие подлинно глубокие отношения.

По одной из концепций психического развития, невроз связан с подрывом в раннем детстве веры в безусловную любовь со стороны самых близких. От этого страдает способность к глубокой привязанности. Человек страхует себя от переживания разочарования, связанного с возможным разрывом отношений, руководствуясь принципом, что может рассчитывать только на себя. Такая оборона против привязанностей ведет к одиночеству, эмоциональной закрытости, нехватке взаимности и доверия в отношениях.

Способность сопереживать и сочувствовать, понимать собственные эмоции и чувства других, может быть существенно ограничена в следствии невроза. Но тоска по близким отношениям остается.

Истерия связанна с потребностью привлечь к себе внимание любыми способами, отсюда наигранность в поведении, драматизм, театральность, демонстративность. Человек с подобными чертами может, тем не менее, чувствовать себя одиноким и непонятым, не смотря на повышенный к себе интерес. Это связанно с тем, что отношения так и остаются поверхностными.

Переживание депрессии является тяжелым душевным состоянием, которое нельзя сравнивать с плохим настроением. Психика пытается выйти из этого состояния, прибегая к отчаянным попыткам. Возникает воодушевление, доходящее до маниакальности, когда человека переполняют позитивные эмоции, неуемная жажда деятельности, ему словно море по колено. Но эти состояния наступают спонтанно без каких-либо оснований, их характер искусственный и поверхностный. Желание взяться за все дела одновременно не позволяет продуктивно сосредоточиться на чем-то одном. Такие вспышки неуемного веселья резко сменяются упадком духа, подавленным настроением, наступает депрессивная фаза.

Эмоциональные качели могут проявляться в разных ситуациях и отношениях. Например, в виде непредсказуемой смены гнева на милость и обратно в отношениях с близким, с детьми, в социальных контактах. Вероломный натиск чувств может негативно влиять на личную жизнь и профессиональную деятельность.

Лабильность настроения, эмоциональная неустойчивость являются неотъемлемыми спутниками невроза, преодолеть которые призвано лечение психоанализом. Осознание мотивов возникающих чувств способствует обретению душевного равновесия.

7) Сексуальные расстройства

Климт Г. « Поцелуй », 1907-1908. Густав Климт вел весьма необузданную половую жизнь. У художника были многочисленные романы, но он никогда не был женат. Климту приписывают до сорока внебрачных детей. Психоанализ уделяет большое внимание способности строить и поддерживать надежные отношения.

Сексуальность является одним из основополагающих компонентов жизни. Удивительно, но столь фундаментальный инстинкт становится весьма хрупким под воздействием невротических расстройств. На сексуальную функцию, так или иначе, влияют любые психические расстройства.

Например, при депрессиях вместе с общим тонусом угнетается и половое влечение. Неадекватные психические состояния препятствуют развитию и поддержанию отношений, соответственно, ограничивают возможность нормальной интимной жизни.

Зрелая сексуальность не ограничивается вступлением в половую связь. Взаимная поддержка, забота о потомстве, подлинная интимность в широком смысле --– вот компоненты, связанные с проявлением либидо. Нарушения межличностных отношений, неспособность к искренней интимности подрывают открытость и доверие в паре. В результате в интимной жизни и личной жизни в целом возникают серьезные сложности, решить которые, что называется, полюбовно, удается не всем.

Психические конфликты, бессознательные запреты, фантазии, которые ощущаются как неприемлемые и подавляются – все это лежит в основе сексуальных расстройств.

Сюда относятся: импотенция , которая в большинстве случаев имеет психогенную природу; у мужчин преждевременное семяизвержение или затруднение достичь оргазма; у женщин фригидность , сексуальная холодность, невозможность достичь оргазма, вагинизм - сокращение мышц влагалища перед половым актом, что делает невозможным проникновение полового члена; отвращение к сексу; психогенные боли и неприятные ощущения от полового акта без соматических причин; невротические переживания, препятствующие получению наслаждения от сексуальной жизни, такие как: страх, тревога, парализующий стыд, чувство вины, латентная гомосексуальность превращающая сексуальные отношения гетеросексуальных партнеров в некий формальный процесс.

Мужчина, боящийся, что он не окажется достаточно патентным, мужественным, разочарует вторую половину, действительно теряет потенцию от этих переживаний, что еще больше вселяет неуверенность и формирует порочный круг.

Женщина может испытывать тревогу по поводу того, является ли она привлекательной для мужчины, насколько она будет им принята, не потеряет ли она контроль, если отдастся сексуальному наслаждению. Если такие переживания слишком интенсивны, это мешает женщине достичь оргазма или даже получать удовольствие от секса.

Бывает, что женская половая идентичность нарушена разочарованием, которое транслировалось девочке в детстве родителями, явно или скрыто проявляющими недовольство ее полом. Грубость или холодность с стороны одного или обоих родителей, запрет на сексуальность как таковую – все это мешает принять в себе женственность и в будущем подрывает сексуальную чувственность.

У мужчин бывает так называемое разделение женского образа на «мадонну и проститутку». Оно проявляется в том, что мужчина способен сексуально раскрепоститься и испытать удовлетворение только с женщиной, к которой он не испытывает нежных чувств, тогда как с той, к которой он испытывает благоговейную любовь, сексуальное удовлетворение невозможно.

В каждом конкретном случае свои бессознательные причины сексуальных расстройств.

Часть этих расстройств удается преодолеть в результате появления доверия в паре.

Если оба партнера нацелены на то, чтобы завоевать доверие друг друга, демонстрируют принятие, открытость, чуткость, в конце концов они достигают гармонии и в интимной жизни.

Однако невротические основы сексуальных расстройств бывают достаточно глубоки, за ними могут стоять: бессознательная ненависть, страх, подрыв базового доверия, зависть, нарушенная половая идентичность. Когда речь идет о нарушении межличностных отношений в целом, это отражается и на сексуальной сфере.

В этом случае психоанализ поможет пациенту наладить контакт со своим внутренним миром и с другими людьми. Проблемы в интимной сфере будут решаться по мере того, как человек начнет осознавать их срытые причины.

8) Уход в грёзы

Навязчивыми могут быть не только мысли, но и фантазии, или, как называл их Фрейд, дневные грезы. Когда человек хотел бы изменить внешнюю реальность, но немедленных перемен добиться невозможно, он утешается фантазией, где может представлять себя героем, победителем, желанным объектом любви, успешным человеком, воплощать в мечтах месть за нанесенные обиды или самоутверждаться. Такие утешительные грезы являются обычным компонентом душевной жизни, но в случае невроза они словно порабощают сознание.

Невроз отличается тем, что при нем не хватает душевных сил пытаться изменить реальное положение дел. Вместо этого удовлетворение происходит в фантазиях. Когда человек погружается в мир грез, он становится оторванным от мира реального, что еще больше лишает его возможности ставить перед собой цели и добиваться их. Это положение сродни мастурбации, которая при неврозе может полностью вытеснить попытки строить отношения с другими людьми.

При неврозе душевная боль или невыносимое возбуждение, возникающие от различных переживаний, воспоминаний или ярких впечатлений, словно анестезии требует погрузиться в утешительный мир альтернативной фантазийной реальности.

Пристрастие к миру грез может приводить к патологическим состояниям зависимости, таким как: игровая, алкогольная, наркотическая зависимость, сюда же относятся: экстремальные увлечения, ведущие к травмам и гибели, промискуитет или беспорядочные половые связи, страсть ко всему, что связанно с риском и азартом. Авантюризм может стать второй натурой человека.

Проявлений зависимости множество, одно из ведущих чувств при них, это возникающий азарт, отрешенность от реальности и сильная тревога, если невозможно придаться увлечениям, к которым развилось пристрастие.

Лечение психоанализом направлено на то, чтобы помочь пациенту понять, что же в его истории помешало выработать более зрелые способы справляться с реальность. Это исследование помогает понять истоки социальных неудач и научиться адекватно преодолевать сложности. Постепенно развивается толерантность к тревоге, с которой раньше можно было бороться только бегством в мир грез.

5. Лечение невроза психоанализом

Лечение невроза психоанализом направленно на то, чтобы помочь пациенту понять бессознательные причины его переживаний и даже определенных жизненных обстоятельств, примириться с вытесненными фантазиями и желаниями, увидеть влияние детской истории и отношений с близкими на сегодняшнюю жизнь, а также выработать более зрелые и адаптивные способы справляться с различными сложностями.

Дело в том, что развитие невроза связанно с так называемой вторичной выгоды от болезни, которая не только ответственна за возникновение расстройства, но и мешает с ним справиться. Мотивы заболевания неврозом состоят в достижении определённой цели, понимание которой часто не доступно в первую очередь самому заболевшему.

Однако невроз вовсе не является добровольным выбором человека. Фрейд приводит метафору, сравнивая невроз с инстинктивным порывом животного, заменяющим одно тяжелое обстоятельство другим.

Представим путника, который едет на верблюде по узкой тропе вдоль крутого обрыв, из-за поворота появляется лев. Деваться некуда. Но решение находит верблюд, он спасается от льва бросившись вниз вместе с седоком. Симптомы невроза – не лучший выход, это скорее автоматическое действие, нехватка адаптационных механизмов с детства. Такой выбор не позволяет справиться с ситуацией, решение не лучше самой трудности. Но это единственный манёвр, на который способна психика заболевшего неврозом.

Обычная беседа, сколь бы доверительная и теплая она не была, не способна раскрыть глубоких бессознательных мотивов возникновения невроза, а следовательно, и справиться с ним. Вторичная выгода от ограничений, накладываемых неврозом, позволяет избегать определённых обстоятельств, или при помощи симптомов невроза оказывать влияние на близких, добиваться определенного к себе отношения. Все это делает нервоз ценным приобретением, избавиться от которого оказывается невыгодно для психической экономии. Однако такой способ решения проблем не является зрелым, вместе с преимуществами, часто мнимыми, невроз приносит тяжелые душевные страдания.

Возникают сложности в межличностных отношениях, нарушается адаптация к окружению, человек теряет способность адекватно воспринимать свои психологические нужды и быть в гармонии с собой.

Психоаналитик способен не только отнестись с сочувствием к переживаниям пациента, но он еще тактично исследует вопросы: что означают симптомы невроза, почему и для чего пациент заболел?

Возникновение невроза связанно с психологической травмой, полученной в детстве и реактивированной подобным травмирующим событием во взрослом периоде. Здесь подходит выражение: «Где тонко, там и рвётся». Зачастую эти темы связанны с сильной душевной болью, которая не дает напрямую к ним подступиться.

Все, что мешает человеку понять свой внутренний мир и преодолеть невроз в психоанализе называется сопротивлением. Продемонстрировать пациенту работу сопротивления и помочь его преодолеть – одна из основных задач психоаналитика. Достичь ее помогает создание доверительных и надежных отношений, основанных на безусловном принятии, сочувствии и возможности обсуждать любые темы. При этом гарантируется конфиденциальность и уважение к личности пациента.

На заре психоанализа, когда метод только формировался, Фрейд достигал успеха в лечении неврозов помогая пациентам вспомнить сцены, приведшие их к психологической травме и в последствии вытесненные из сознания. Однако вскоре стало ясно, что воспоминания не всегда устраняют симптомы невроза, либо же результат не стойкий. К тому же в ряде случаев пациенты помнят печальные события и даже осознают их связь с нынешним состоянием, но это не помогает справиться с душевным страданием.

Только вспомнить событие, которое психика предпочла забыть – значит сделать из страдающего неврозом несчастного человека. То есть вернуть его к тому моменту, когда он приобрел свой невроз. Собственно, невроз и не развился бы, если человек был бы способен справиться с жизненными сложностями. Поэтому Фрейд пришёл к выводу, что при лечении невроза психоанализом помимо воспоминаний травмирующих событий необходимо прорабатывать их последствия. Проработка ставит целью сделать пациента психически более зрелым, помочь ему преодолеть душевные страдания, укрепить способность выдерживать эмоциональное напряжение и использовать для решения жизненных задач более адекватные средства, чем те, к которым заставлял прибегать невроз.

В заключении хотелось бы сказать о таком преимуществе психоанализа как высокие стандарты квалификации. В психоанализе обязательным условием профессионального становления является прохождение личного анализа. Для того, чтобы быть в состоянии оказывать психологическую помощь пациентам, нужно разобраться в себе. За соблюдением этических принципов психоаналитической работы следит профессиональное сообщество. Психоанализ – это наиболее развитый и исследованный метод глубинной психотерапии, имеющий много направлений. На изучении психоанализа специализируются целые институты.

Если Вам требуется психологическая помощь, есть переживания, с которыми хотелось бы разобраться, не складываются отношения, возникли сложные жизненные обстоятельства – обращайтесь, я буду рад помочь!

Прием веду в Москве.

Мартынов Ю.С.

Надеюсь, никто не заподозрит меня в том, что я отождествляю нервное возбуждение с электричеством, если я еще раз приведу в пример электроустановку. Когда напряжение в электрической сети непомерно возрастает, может расплавиться изоляционный слой на самых уязвимых участках проводки, где затем будут наблюдаться различные электрические явления, а когда соприкасаются два оголенных провода, возникает «короткое замыкание». Если подобные повреждения не устранены, обусловленные ими неполадки могут возникать всякий раз, когда напряжение возрастает до определенного уровня. Таким образом производится неправильное «проторение».

Пожалуй, можно утверждать, что в этом отношении нервная система устроена наподобие электрической сети. Она представляет собой совокупность взаимосвязанных элементов; однако на многих ее участках установлены своего рода резисторы, оказывающие значительное, хотя и не вполне непреодолимое сопротивление, которое препятствует равномерному распределению возбуждения. Когда здоровый человек бодрствует, в орган восприятия не передается возбуждение, возникшее в органе, отвечающем за представления, поэтому галлюцинации у нас и не возн икают. Ради обеспечения безопасности и нормальной жизнедеятельности организма нервный аппарат, обслуживающий жизненно важные отправления организма, кровообращение и пищеварение, отделен от органов, отвечающих за представления, мощными резисторами, позволяющими ему функционировать автономно; представления не оказывают на него непосредственное влияние. Но степень мощности резисторов, препятствующих поступлению внутримозгового возбуждения в нервный аппарат, обслуживающий кровообращение и пищеварение, зависит от индивидуальных особенностей нервной системы; кроме человека «нервозного» и человека, не проявляющего ни малейших признаков «нервозности», чье сердце всегда бьется ровно и реагирует только на физическое напряжение, человека, у которого в самой опасной обстановке сохраняется аппетит и не портится пищеварение, наберется множество людей, в большей или меньшей степени поддающихся аффекту.

Тем не менее резисторы, препятствующие притоку возбуждения к вегетативным органам, имеются у всякого нормального человека. Их можно уподобить изоляционному покрытию электропроводки. В тех местах, где степень сопротивления снижена, все препятствия сметаются под напором внутримозгового возбуждения, и поток возбуждения, связанного с аффектом, устремляется к периферическому органу. Вот это и называется «ненормальным способом выражения душевного порыва».

Одно из указанных условий развития данного процесса мы уже описали достаточно подробно. Речь идет о повышенном внутримозговом возбуждении, которое либо не подлежит устранению путем последовательного выстраивания представлений и при помощи двигательной разрядки, либо возросло до такой степени, что одной двигательной разрядки недостаточно для того, чтобы его унять.

Второе условие создается за счет снижения степени сопротивления отдельных проводящих путей. У некоторых людей степень сопротивления проводящих путей изначально понижена (по причине врожденной предрасположенности); понижение степени сопротивления может быть обусловлено и длительным пребыванием в возбужденном состоянии, из–за которого, так сказать, каркас нервной системы расшатывается и сопротивление повсюду ослабевает (предрасположенность такого рода возникает в период полового созревания); может она снижаться из–за болезней, недоедания и всего того, что ослабляет организм (в данном случае предрасположенность обусловлена истощением). Степень сопротивления отдельных проводящих путей может понижаться вследствие заболевания соответствующего органа, из–за которого происходит проторение нервных путей, ведущих к мозгу и отходящих от него. Больное сердце более подвержено влиянию аффекта, нежели сердце здоровое. «У меня понизу живота словно резонатор стоит, – сказала мне как–то женщина, страдающая хроническим параметритом, – чуть что, сразу появляется застарелая боль». (В этом случае предрасположенность обусловлена местным заболеванием.)

Двигательные акты, с помощью которых, как правило, производится разрядка возбуждения, представляют собой действия упорядоченные и скоординированные, хотя сами по себе зачастую бывают бесцельными. Но мощный поток возбуждения, обходя стороной или преодолевая центры координации, способен подтолкнуть и к простейшим движениям. Все действия, которые совершает младенец под влиянием аффекта, когда упирается, сучит ногами и руками, за вычетом одного дыхательного акта, каковым является крик, представляют собой именно такие несогласованные сокращения мышц. С возрастом человек учится координировать мышечные сокращения и подчинять их своей воле. Однако опистотонус, представляющий собой максимальное напряжение всех мышц тела, и судорожные движения, которые человек производил в младенчестве, когда барахтался и сучил ногами, всю жизнь служат реакцией на максимальное возбуждение мозга; во время эпилептического припадка они служат реакцией на сугубо психическое возбуждение, а более или менее эпилептоидные судороги позволяют произвести разрядку при возникновении сильнейшего аффекта. (Они являются сугубо двигательным элементом истерического припадка.)

Такие бурные аффективные реакции наблюдаются у истериков, но не только у них; они являются признаками более или менее выраженной нервозности, но не самой истерии. Истерическими эти феномены можно счесть только в том случае, если они возникают с виду самопроизвольно, как симптомы болезни, а не появляются вследствие сильного, но объективно обоснованного аффекта. Судя по наблюдениям многих врачей, да и по нашим собственным наблюдениям, в основе этих феноменов лежат воспоминания, которые воскрешают первоначальный аффект или, точнее говоря, воскресили бы его, если бы он уже не вызвал однажды именно такую реакцию.

Наверное, в минуты душевного покоя у любого человека, отличающегося живостью ума, неторопливо проплывают в сознании мысли и воспоминания; чаще всего эти представления столь невзрачны, что исчезают бесследно, и потом невозможно припомнить, откуда взялась та или иная ассоциация. Но когда случайно натыкаешься на представление, которое некогда было связано с сильным аффектом, последний вновь заявляет о себе с большей или меньшей силой. И вот тогда «эмоционально окрашенное» представление доходит до сознания, обретая прежнюю яркость и живость. Степень выраженности аффекта, который может вызвать воспоминание, заметно колеблется в зависимости от того, насколько успели «издержать» аффект с тех пор, как он был «отреагирован» впервые. В «Предуведомлении» мы указывали на то, что сила воскрешенного в памяти аффекта, скажем, гнева, вызванного оскорблением, зависит от того, ответил ли человек в свое время на оскорбление или безропотно его стерпел. Если в исходных обстоятельствах за раздражением последовал психический рефлекс, то воспоминание об этом событии возбуждает гораздо меньше 77. В противном случае всякий раз, когда возникает соответствующее воспоминание, у человека вертятся на языке бранные слова, которые он тогда не решился произнести, хотя именно это должно было послужить психическим рефлексом в момент раздражения.

Если исходный аффект не вызвал нормальный рефлекс и разрядка была произведена с помощью «ненормального рефлекса», то последний тоже воспроизводится при возникновении соответствующего воспоминания; возбуждение, вызванное аффективным представлением, преобразуется за счет «конверсии» (Фрейд) в соматический симптом. Если подобное повторяется часто и влечет за собой окончательное проторение ненормального рефлекса, то потенциал исходного представления, по всей видимости, иссякает, поэтому сам аффект, возникающий в этот миг, с каждым разом становится все слабее или вообще перестает возникать, что свидетельствует о завершении «истерической конверсии». Что же касается представления, которое уже не способно повлиять на психику, то индивид может его попросту не заметить или тотчас о нем позабыть, как забывает о других представлениях, лишенных аффекта.

Предположение о том, что взамен мозгового возбуждения, которое должно было вызвать представление, возникает возбуждение в периферических проводящих путях, покажется более правдоподобным, если вспомнить о том, что этот процесс может протекать в обратном направлении в том случае, когда не реализуется условный рефлекс. Приведу в пример самый обыкновенный рефлекс чихания. Если при раздражении слизистой оболочки носа человек по какой–то причине не чихнул, то затем он, как известно, начинает волноваться и испытывает неприятное стеснение. И вот это возбуждение, которое невозможно избыть с помощью двигательной активности, распространяется по всему мозгу, вызывая торможение, препятствующее любой другой деятельности. Несмотря на простоту этого примера, по нему можно судить о том, по какой схеме развивается процесс и в том случае, когда не реализуются сложнейшие психические рефлексы. Влечение к мести будоражит человека, в сущности, по этой же причине; признаки развития этого процесса можно обнаружить даже в самых высших сферах человеческой деятельности. Сильное впечатление не оставляет Гете в покое до тех пор, пока он не выразит свои чувства в стихах. Таков присущий ему преформированный рефлекс, который должен последовать за аффектом, и пока этот рефлекс не реализован, ничто не в силах унять томительное возбуждение.

Величина внутримозгового возбуждения обратно пропорциональна величине возбуждения, поток которого устремляется по периферическим проводящим путям; степень внутримозгового возбуждения возрастает, пока рефлекс остается нереализованным, и снижается после того, как внутримозговое возбуждение преобразуется в периферическое нервное возбуждение. Из этого явствует, что ощутимый аффект не может возникнуть в том случае, если само представление, каковое должно было послужить причиной его появления, вызывает ненормальный рефлекс, за счет которого тотчас устраняется возбуждение. Таким образом производится полная «истерическая конверсия»; исходное внутримозговое возбуждение, связанное с аффектом, преобразуется в возбуждение, поток которого устремляется по периферическим проводящим путям; исходное аффективное представление, которое прежде вызывало аффект, ныне может вызвать лишь ненормальный рефлекс 78.

Таким образом, мы рассмотрели «ненормальный способ выражения душевных порывов» и продвинулись на шаг вперед. Даже умные и наблюдательные пациенты не склонны считать истерические симптомы (ненормальные рефлексы) идеогенными, поскольку представление, послужившее поводом для их появления, уже утратило эмоциональную окраску и ничем не выделяется среди других представлений и воспоминаний; возникает подобный феномен как сугубо соматический симптом, и поначалу трудно заметить, что он имеет психическое происхождение.

Чем же обусловлена подобная разрядка возбуждения, вызванного аффектом, почему реализуется именно такой, а не любой другой ненормальный рефлекс? Судя по нашимнаблюдениям, чаще всего подобная разрядка тоже производится по «принципу наименьшего сопротивления», так что возбуждение направляется по тем проводящим путям, уровень сопротивления которых уже снижен по вине сопутствующих обстоятельств. Как уже отмечалось, это происходит в том случае, когда определенный рефлекс уже проторен вследствие соматического заболевания – например, у человека, страдающего кардиалгией, аффект тоже вызывает боль в области сердца – или вследствие того, что при произвольном сокращении определенных мышц в момент возникновения исходного аффекта усиливается их иннервация; например, Анна О. (описанная в первой истории болезни), испугавшись, порывалась отогнать привидевшуюся ей змею правой рукой, парализованной вследствие сдавливания нерва; с тех пор правая рука у нее деревенела всякий раз, когда на глаза ей попадался предмет, похожий на змею. В другой раз в момент возникновения аффекта она слишком близко поднесла к глазам часы, пытаясь различить стрелку, и с тех пор, вследствие конвергенции, одним из рефлексов, сопровождающих этот аффект, стало сходящееся косоглазие.

В основе наших обычных ассоциаций тоже лежит принцип синхронности; любое ощущение, возникшее при чувственном восприятии, вызывает в памяти другое ощущение, которое когда–то возникло одновременно с ним (классическим примером такой ассоциации является возникновение определенного зрительного образа в тот момент, когда слышишь блеяние овцы).

Если в исходных обстоятельствах одновременно с аффектом возникало какое–то сильное ощущение, то при повторном появлении данного аффекта оно возникает вновь, причем не в виде воспоминания, а в виде галлюцинации, поскольку в этот момент производится разрядка чрезмерного возбуждения. В историях болезни почти всех наших пациентов наберется множество примеров, позволяющих проиллюстрировать вышесказанное. Например, из–за воспаления надкостницы у одной женщины разболелись зубы в тот самый момент, когда ее изводил мучительный аффект, и с тех пор сам аффект или просто воспоминание о нем всегда вызывает у нее невралгию подглазничной ветви тройничного нерва.

Такое проторение рефлекса основано на всеобщем законе ассоциаций. Однако иной раз (разумеется, только в том случае, когда степень тяжести истерии достаточно высока) между аффектом и рефлексом, который он вызывает, тянутся длинные вереницы взаимосвязанных представлений; так происходит детерминирование при посредстве символики. Зачастую связь между аффектом и соответствующим рефлексом возникает благодаря забавным каламбурам и созвучиям, но это происходит лишь в тот момент, когда человек утрачивает способность отделять вымысел от действительности, погружаясь в состояние, напоминающее сон, а подобные явления уже выходят за рамки интересующей нас группы феноменов.

77 Влечение к мести, столь яр ко выраженное у нецивилизованных людей, да и у людей цивилизованных, скорее ловко замаскированное, нежели по давленное, обязано своим возникновением именно возбуждению, сохраняющемуся из–за того, что в свое время не была произведена рефлекторная разрядка. Стремление отстоять честь в схватке с противником и нанести ему ответный удар является вполне адекватным предопределенным психическим рефлексом. Если же человек не отреагировал на оскорбление или реакция его была недостаточно сильной, то воспоминание об этом происшествии всегда будет вызывать у него тот же рефлекс и пробуждать «влечение к мести», волевой порыв, столь же иррациональный, что и все влечения. Именно его иррациональность, полная практическая непригодность и нецелесообразность, да еще способность одержать верх над чувством самосохранения свидетельствуют в пользу этого предположения. Стоит произвести рефлекторную разрядку, как человек осознает всю иррациональность своего поступка. « Ибо разны и ликом не схожи // Скрытый гнев и прорвавшийся гнев» . – Прим. автора.

78 Я не хотел бы заездить до смерти сравнение с электроустановкой; ведь из–за коренных различий между устройством электроустановки и строением нервной системы с помощью этого сравнения едва ли можно проиллюстрировать и уж точно невозможно объяснить, что происходит в нервной системе. И все же стоит напомнить об одном эпизоде. Помнится, из–за повышения напряжения в сети нашей электроустановки изоляционное покрытие на одном участке проводки было повреждено, а на другом участке произошло « короткое замыкание». Если на этом участке проводки возникают различные электрические явления (провод нагревается, начинает искриться и т. п.), то лампа, подключенная к этому проводу, не горит; так и аффект не возникает, если возбуждение, вызывая ненормальный рефлекс, преобразуется за счет конверсии в соматический симптом. – Прим. автора.

Во многих случаях невозможно объяснить, чем детерминирован истерический симптом, поскольку зачастую мы можем лишь гадать о том, каково было психическое состояние человека и какие представления возникали у него в момент появления этого истерического симптома. Однако осмелимся предположить, что и в подобных случаях процесс детерминирования не слишком сильно отличается от любого такого процесса, о котором нам удалось получить полное представление благодаря удачному стечению обстоятельств.

Переживания, послужившие причиной возникновения исходного аффекта, вызвавшего возбуждение, которое было преобразовано путем конверсии в соматический симптом, мы называем психическими травмами, а сами симптомы болезни – истерическими симптомами травматического происхождения. (Термин «травматическая истерия» уже закреплен за симптомами, которые развиваются вследствие повреждения какой–либо части тела, то есть в результате травмы в узком смысле слова, и относятся к «травматическому неврозу».)

Конверсия возбуждения, обусловленного торможением потока ассоциаций, а не раздражением извне или торможением нормальных психических рефлексов, развивается точно так же, как истерические симптомы травматического происхождения.

Приведем самый простой и наглядный пример. Человек приходит в состояние возбуждения, когда не может припомнить какое–нибудь слово или разгадать загадку, но достаточно подсказать искомое слово или верный ответ, чтобы возбуждение улеглось, поскольку подсказка замыкает цепь ассоциаций и происходит то же самое, что и при замыкании рефлекторной цепи. Сила возбуждения, вызванного внезапным прекращением последовательного движения ассоциаций, пропорциональна степени значимости этих ассоциаций, то есть зависит от того, насколько человек в них заинтересован. Поскольку даже на безуспешные поиски верного ответа приходится тратить много сил, в подобных случаях находится применение и для сильного возбуждения, так что стремление к разрядке не возникает и возбуждение никогда не становится патогенным.

Но когда торможение потока ассоциаций происходит из–за несовместимости равноценных представлений, например из–за того, что на ум приходят мысли, которые противоречат устоявшимся представлениям, возбуждение, скорее всего, сохраняется. Поэтому столь мучительны религиозные сомнения, одолевающие многих людей поныне, а прежде одолевавшие и того больше. Но и при появлении подобных сомнений возбуждение, а за ним и душевная боль, чувство неудовольствия возрастают лишь в том случае, если сомнения затрагивают кровные интересы человека, если он верит в то, что они угрожают его благополучию и спасению его души.

Так бывает всякий раз, когда человека мучают угрызения совести, когда возникает конфликт между моральными принципами, привитыми ему воспитанием, и воспоминаниями о собственных поступках или всего лишь мыслях, которые этим принципам противоречат. В этот момент пробуждается желание остаться в ладах с самим собой и возбуждение, вызванное торможением ассоциаций, возрастает до предела. Мы постоянно убеждаемся в том, что конфликт между несовместимыми представлениями оказывает на человека болезнетворное воздействие. Чаще всего виновниками таких конфликтов становятся представления и происшествия, связанные с половой жизнью: совестливый юноша может страдать от склонности к мастурбации, дама строгих правил – от любви к женатому мужчине. Зачастую бывает достаточно одного– единственного сексуального ощущения или случайно промелькнувшей фривольной мысли, вступающей в конфликт с укоренившимися представлениями о добродетели, чтобы вызвать у человека сильнейшее возбуждение 79.

Обычно это сказывается лишь на психическом состоянии человека, вызывая у него дисфорию и то, что Фрейд именует приступами тревоги. Но при наличии нескольких условий, благоприятствующих развитию заболевания, может появиться и соматический симптом, за счет которого производится разрядка: таким симптомом может стать тошнота, если при мысли о собственной моральной нечистоплотности человека с души воротит; если же угрызения совести вызывают ларингоспазмы, может появиться нервный кашель, каким страдала Анна О., описанная в первой истории болезни 80.

Нормальной, адекватной реакцией на возбуждение, вызванное появлением одинаково ярких, но несовместимых представлений, являются словоизлияния. Доведенная до нелепости, потребность излить душу приобретает комические черты в повести о брадобрее Мидаса, который, будучи не в силах хранить тайну, выкрикнул заветное слово в заросли камыша; но эта же потребность лежит в основе величественного древнего обряда католической тайной исповеди. Признание облегчает душу и снимает напряжение, даже если исповедь не обращена к священнику и не завершается отпущением грехов. Когда дать выход возбуждению таким образом невозможно, оно порой преобразуется путем конверсии в соматический симптом, так же как возбуждение, вызванное травматическим аффектом, поэтому мы можем вслед за Фрейдом назвать все истерические симптомы такого происхождения ретенционными истерическими феноменами.

Приведенное описание психического механизма возникновения истерических феноменов может показаться слишком схематичным и упрощенным. В действительности, для того чтобы у здорового человека, не имеющего предрасположенности к невропатии, возник настоящий истерический симптом, который с виду никак не связан с психическим состоянием и может показаться сугубо соматическим, почти всегда должно наличествовать разом несколько условий, благоприятствующих развитию этого процесса.

Пожалуй, на примере нижеописанного случая из практики можно показать, насколько сложен подобный процесс. Двенадцатилетний сын очень нервного мужчины, страдавший в прежние годы ночным недержанием, однажды занемог, вернувшись из школы. Он жаловался на головную боль и на то, что ему трудно глотать. Домашний врач подумал, что всему виной обычная ангина. Но прошло несколько дней, а мальчику так и не стало лучше. Он отказывался от еды, а когда принимал пищу по принуждению, его рвало. Он устало и безучастно бродил по дому, то и дело порываясь прилечь на кровать из–за сильного физического истощения. Когда я осмотрел его спустя пять недель, он сразу показался мне пугливым, замкнутым ребенком, и я ни минуты не сомневался в том, что болезнь его имеет психическое происхождение. Отвечая на настойчивые расспросы, он сказал, что занемог от того, что отец сделал ему строгий выговор, но это ничем не примечательное происшествие никак не могло послужить причиной болезни. По его словам, в школе с ним в тот день тоже ничего не стряслось. Я пообещал выпытать у него правду позже под гипнозом. Но обошлось и без этого. Стоило его матери, женщине умной и энергичной, хорошенько на него надавить, как он разрыдался и все рассказал. Оказывается, возвращаясь в тот день из школы, он зашел в общественную уборную, где какой–то мужчина подставил ему свой пенис и потребовал взять его в рот. Перепуганный мальчик убежал. Ничего другого с ним в тот день не происходило. Но именно после этого он занемог. Во всем сознавшись, он быстро пошел на поправку. Для того чтобы у ребенка возникли симптомы анорексии, боль в горле при сглатывании и рвотные позывы, понадобилось воздействие нескольких факторов: к их числу относились врожденная нервозность, испуг, влияние сексуальных домогательств в самом грубом их проявлении на ранимую детскую душу и чувство отвращения, которое явилось ключевым фактором расстройства. Болезнь приобрела затяжной характер из–за того, что мальчик умолчал об этом происшествии и поэтому не смог естественным путем избыть возбуждение.

Для того чтобы у доселе здорового человека возник истерический симптом, всегда необходимо воздействие нескольких факторов; истерический симптом, по выражению Фрейда, всегда «сверхдетерминирован».

Сверхдетерминирование происходит и в том случае, если один и тот же аффект неоднократно возникает по разным причинам. Сам больной и его близкие полагают, что истерический симптом возник из–за недавнего происшествия, между тем как подобное происшествие зачастую лишь служит непосредственным поводом для проявления симптома, который еще до того почти полностью развился вследствие иных травм.

79 Любопытные заметки по этому поводу можно обнаружить в статье Бенедикта, выпущенной в 1889 году и перепечатанной в 1894 году в трактате «Гипнотизм и внушение» [ Benedikt. Hypnotismus und Suggestion, 1894. S. 51]. – Прим. автора.

80 В «Кинестезии» Маха я обнаружил один пассаж, который стоит привести целиком: «В ходе описанных опытов (связанных с изучением состояния головокружения) неоднократно отмечалось, что чувство тошно ты возникало преимущественно в тех случаях, когда трудно было привести двигательные ощущения в соответствие со зрительными впечатлениями. Казалось, что часть импульсов, исходящих из лабиринта, минуя зрительные пути, уже занятые другими импульсами, вынуждена была прокладывать себе совершенно иной путь... При попытке совместить стереоскопические изображения с большим зазором я тоже неоднократно отмечал появление чувства тошно ты». Пожалуй, невозможно точнее описать на языке физиологии процесс возникновения патологических, истерических феноменов из–за сосуществования одинаково ярких, но несовместимых представлений. – Прим. автора.

Впервые истерический припадок, за которым последовала череда подобных припадков, случился у одной юной девушки 81 в тот момент, когда в темноте ей на плечи прыгнула кошка. Казалось бы, всему виной был обычный испуг. Но расспросив пациентку подробнее, врач выяснил, что на диво хорошенькая семнадцатилетняя девушка по нерадивости тех, кто должен был за ней присматривать, не раз становилась в последнее время жертвой более или менее грубых домогательств, от которых сама испытывала сексуальное возбуждение (т. е. у нее развилась предрасположенность). За несколько дней до припадка на той же темной лестнице на нее напал какой–то молодой человек, от которого ей насилу удалось отбиться. Это и нанесло ей настоящую душевную травму, последствия которой проявились в тот момент, когда на нее набросилась кошка. Но часто ли такая кошка служит вполне достаточной causa efficiens? 82

Конверсии возбуждения, обусловленной неоднократным появлением одного и того же аффекта, не всегда должна предшествовать длинная череда событий, которые подталкивают к этому извне; зачастую бывает достаточно постоянно вспоминать об аффекте сразу после травмы, когда чувства еще не успели потускнеть. Для конверсии достаточно и воспоминаний об аффекте, если сам аффект был очень сильным, как бывает при травматической истерии в узком смысле слова.

Например, человек, выживший после крушения поезда, на протяжении нескольких суток во сне и наяву вспоминает ужасные сцены катастрофы, всякий раз испытывая такой же страх, какой охватил его тогда. И это продолжается до тех пор, пока по истечении инкубационного периода, который Шарко называет периодом «психической выработки», возбуждение не преобразовывается путем конверсии в соматический симптом. (Правда, тут действует еще один фактор, о котором мы поговорим чуть позже.)

Впрочем, аффективное представление, как правило, издерживается сразу же после его появления и мало–помалу лишается аффекта под воздействием всех тех факторов, о которых мы упоминали в «Предуведомлении». Возбуждение, которое оно вызывает, с каждым разом становится все слабее, воспоминание о нем уже не может способствовать развитию соматического симптома, ненормальный проторенный рефлекс пропадает, и таким образом, в полной мере восстанавливается status quo ante 83.

Для того чтобы издержать аффективное представление, необходимо наладить соответствующие ассоциативные связи, размышлять о нем и вносить в него поправки с учетом иных представлений. Если же аффективное представление изъято из «ассоциативного обращения», издержать его невозможно, и в этом случае величина связанного с ним аффекта остается неизменной. Высвобождая в момент очередного своего появления суммарное возбуждение, обусловленное первоначальным аффектом, оно позволяет продолжить начатое в исходных обстоятельствах проторение ненормального рефлекса или сохранить и упрочить ненормальный рефлекс в том виде, в каком он тогда возник. В этих условиях истерическая конверсия может происходить постоянно.

В ходе наблюдений мы изучили два способа изъятия аффективного представления из ассоциации.

Первый способ, именуемый «защитой», подразумевает произвольное подавление неприятных представлений, способных отравить человеку жизнь или поколебать чувство собственного достоинства. В статье под заголовком «Защитные неврозы», опубликованной в десятом номере «Неврологического вестника» за 1894 год, и в представленных здесь историях болезни Фрейд описал этот процесс, несомненно, имеющий большое значение для развития болезни.

Пожалуй, поначалу трудно понять, каким образом некое представление может произвольно вытесняться из сознания; впрочем, о том, каким образом мы можем сосредоточить внимание на определенном представлении, мы знаем не больше, хотя нам доподлинно известно, что человек на это способен.

Поскольку человек перестает обдумывать представления, от которых отвернулось сознание, издержать их не удается, так что величина связанного с ними аффекта остается неизменной.

Кроме того, мы установили, что представления иного рода невозможно издержать за счет обдумывания не потому, что человек не хочет о них вспоминать, а оттого, что он просто не может о них вспомнить, поскольку впервые они возникли на фоне гипнотического или гипноидного состояния и были наделены аффектом, который начисто забывается в тот момент, когда человек бодрствует. В свете теории истерии гипноидное состояние представляется весьма существенным феноменом и поэтому заслуживает более подробного обсуждения 84.

IV. Гипноидные состояния

Утверждая в «Предуведомлении», что основой и условием истерии является существование гипноидных состояний, мы упустили из виду то обстоятельство, что Мебиус еще в 1890 году высказал точно такую же мысль: «Предпосылкой патогенного воздействия представлений является, с одной стороны, врожденная предрасположенность к истерии, а с другой стороны – особое душевное состояние. Ничего определенного об этом душевном состоянии сказать невозможно. Оно должно напоминать гипнотический транс, при погружении в который в сознании возникает пустота, поэтому в этот момент может появиться любое представление, не наталкиваясь на сопротивление со стороны другого представления, и, как говорится, тут правит бал первый встречный. Нам известно, что в подобное состояние человек может погрузиться не только под воздействием гипноза, но и вследствие душевного потрясения (от испуга, от ярости и т. д.) и физического истощения (от бессонницы, голода и т. д.)».

Сначала Мебиус попытался подыскать более или менее вразумительный ответ на вопрос, который можно сформулировать следующим образом: как на основе представлений возникают соматические симптомы. Припоминая, что под воздействием гипноза это происходит с поразительной легкостью, он заключает, что аффекты воздействуют аналогичным образом. Мы уже достаточно подробно изложили наши соображения по поводу воздействия аффектов, которые несколько отличаются от взглядов Мебиуса. Поэтому сейчас я не буду вдаваться в подробности и указывать на все несообразности, связанные с предположением М. о том, что от ярости «в сознании возникает пустота» 85 (хотя от испуга и при длительном пребывании в состоянии тревоги она, и впрямь, возникает), не говоря уже о том, что сравнить возбуждение, вызванное аффектом, с покойным гипнотическим сном можно лишь с очень большой натяжкой. Впрочем, мы еще вернемся к предположениям Мебиуса, поскольку, на мой взгляд, в них есть зерно истины.

Мы всегда придавали большое значение «гипноидным» состояниям, то есть состояниям, подобным гипнотическому сну, поскольку они вызывают амнезию и создают условия для расщепления психики, о котором мы поговорим чуть позже и которое лежит в основе «сильной истерии». Мы можем повторить это и сейчас, но с одной существенной оговоркой. Конверсия, преобразование возбуждения, связанного с представлениями, в соматический симптом, происходит не только на фоне гипноидного состояния. Фрейд установил, что почву для формирования комплекса представлений, изъятых из ассоциативного обращения, создает и произвольная амнезия, обусловленная защитой, а не гипноидным состоянием. Но, несмотря на эту оговорку, я по–прежнему полагаю, что гипноидные состояния нередко являются основой и условием истерии, особенно в тех случаях, когда степень тяжести истерии высока и болезнь вызывает многочисленные осложнения.

Разумеется, гипноидным состоянием является прежде всего истинный самогипноз, который отличается от искусственного гипнотического сна лишь тем, что в это состояние человек погружается самопроизвольно. Склонность к самогипнозу проявляют некоторые пациенты, у которых обнаруживается достаточно развитая истерия, хотя частота и продолжительность пребывания в этом состоянии могут меняться. Нередко кратковременный самогипноз чередуется с нормальным бодрствованием. Представления, возникающие у человека, который находится под воздействием самогипноза, зачастую напоминают сновидения, поэтому подобное состояние можно назвать delirium hystericum 86. Во время бодрствования человек не помнит или почти не помнит о том, что происходило с ним, пока он пребывал в гипноидном состоянии, но, погружаясь в искусственный сон под гипнозом, обо всем вспоминает. Именно по вине амнезии невозможно обдумать и подправить во время бодрствования ассоциации, возникшие на фоне гипноидного состояния. А поскольку под воздействием самогипноза способность критически оценивать возникающие представления и контролировать процесс их появления, сопоставляя их с другими представлениями, подчас снижается, а чаще всего и вовсе пропадает, самогипноз может породить совершенно безумные идеи, которые подолгу остаются в целости и сохранности. Например, более сложная «символическая взаимосвязь между побудительным случаем и патологическим феноменом», в основе которой зачастую лежат уморительные словесные ассоциации и созвучия, возникает почти исключительно в этом состоянии. Вследствие снижения критических способностей на фоне этого состояния очень часто производится самовнушение, поэтому, например, после истерического припадка возникает паралич. Однако в ходе анализа наших пациентов нам так и не довелось обнаружить ни одного истерического симптома, возникшего подобным образом. Возможно, нам просто не повезло, но все изученные нами симптомы, в том числе и те, которые возникли по вине самогипноза, были обусловлены конверсией возбуждения, вызванного аффектом.

81 Сведениями об этом случае я обязан господину ассистенту д–ру Паулю Карплюсу. – Прим. автора.

82 Causa efficiens (лат.) – побудительная причина.

83 Status quo ante (лат.) – прежнее состояние.

84 Упоминая здесь и в дальнейшем о представлениях, влияющих на человека, оставаясь бессознательными, мы за редким исключением (каковое составляет, например, галлюцинация, связанная с образом огромной змеи, вызывавшая контрактуру у Анны О.) ведем речь не об отдельных представлениях, а о комплексах взаимосвязанных представлений, к которым относятся воспоминания о событиях и собственных мыслях. Отдельные представления, составляющие в совокупности этот комплекс, время от времени осознаются. Лишь будучи составной частью определенных комплексов, эти представления исторгаются из сознания. – Прим. автора.

85 Быть может, М. называет пустотой не что иное, как торможение потока представлений, которое и впрямь происходит в момент возникновения аффекта, хотя торможение в этом состоянии и торможение под гипнозом происходят по разным причинам. – Прим. автора.

86 Delirium hystericum (лат.) – истерическое помешательство.

Как бы то ни было, как на фоне самогипноза «истерическую конверсию» произвести проще, чем во время бодрствования, так и вызвать у пациента галлюцинации, сопровождаемые соответствующими движениями, внушая ему определенные представления, куда проще во время искусственного сна под гипнозом. Но и в данном случае процесс конверсии возбуждения, по существу, развивается по той схеме, которую мы описали выше. Если однажды была произведена конверсия, то соматический симптом начинает возникать всякий раз, когда на фоне самогипноза появляется аффект. И по всей видимости, впоследствии сам аффект может вводить человека в гипнотическое состояние. На первых порах, пока гипноз чередуется с бодрствованием, симптом возникает только на фоне гипнотического состояния и с каждым разом все больше укореняется; однако осознать, оценить и подправить само побудительное представление невозможно, поскольку как раз в тот момент, когда человек бодрствует, оно вообще не возникает.

Например, у Анны О., описанной в первой истории болезни, контрактура правой руки, которая под воздействием самогипноза была увязана с чувством страха и образом змеи, на протяжении четырех месяцев возникала только на фоне гипнотического (скажем – гипноидного, если первое определение кажется кому–то неуместным при описании весьма кратковременного помрачения сознания) состояния, хотя происходило это довольно часто. Аналогичным образом возникали и другие феномены, обусловленные конверсией, произведенной в гипноидном состоянии, поэтому исподволь у пациентки сформировался комплекс истерических симптомов, которые проявились в тот момент, когда продолжительность пребывания в гипноидном состоянии увеличилась.

Во время бодрствования эти феномены могут возникнуть только после расщепления психики, вследствие которого чередование бодрствования и гипноидного состояния прекращается и создаются условия для сосуществования комплекса нормальных представлений и комплекса гипноидных представлений.

Возникают ли подобные гипноидные состояния задолго до начала болезни, и как это происходит? Ответить на поставленный вопрос мне сложно, поскольку судить об этом мы можем лишь на основании наблюдений за одной–единственной пациенткой, Анной О. В данном случае почву для самогипноза, несомненно, подготовила привычка пациентки грезить наяву, а затем при пособничестве аффекта, неотступного чувства тревоги, склонность к самогипнозу развилась окончательно, ведь и одного этого аффекта бывает достаточно для того, чтобы ввести человека в гипноидное состояние. Можно допустить, что подобный процесс всегда развивается по этой схеме.

«Отрешенность» может быть обусловлена разнообразными состояниями, но лишь некоторые из них вызывают склонность к самогипнозу или ведут к нему прямиком. Чувства ученого, внимание которого приковано к одному вопросу, в какой–то степени атрофируются, поэтому он не может сознательно воспринимать множество чувственных ощущений, как и человек, рисующий в воображении причудливые картины (достаточно вспомнить «мой театр» Анны О.). Тем не менее человек, пребывающий в таком состоянии, расходует высвобождающееся нервное возбуждение, энергично выполняя психическую работу. Но когда все мысли разбегаются и человек впадает в полузабытье, внутримозговое возбуждение, напротив, вызывает сонливость; человек погружается в состояние, граничащее с дремотой и переходящее в сон. Если же в момент подобной «прострации», когда происходит торможение общего потока представлений, сознанием овладевает определенная группа ярких эмоционально окрашенных представлений, то наблюдается прирост внутримозгового возбуждения, которое можно использовать для конверсии, поскольку оно не употребляется для выполнения психической работы.

Стало быть, «отрешенность», сопровождаемая энергичной деятельностью, и полузабытье при отсутствии аффектов не являются патогенными в отличие от погруженности в мечты, проникнутые аффектом, и усталости, обусловленной затяжным аффектом. К числу подобных состояний относятся меланхолия, тревога, охватывающая того, кто проводит дни и ночи возле постели близкого человека, страдающего опасным заболеванием, мечты и грезы влюбленных. Сосредоточив внимание на группе аффективных представлений, человек становится поначалу «отрешенным». Поток представлений движется все медленнее и наконец замирает; однако аффективное представление и связанный с ним аффект остаются в силе и вызывают прирост возбуждения, которое не употребляется для выполнения каких–либо функций. Описанное состояние, несомненно, напоминает гипнотический транс. Если человека нужно погрузить в состояние гипноза, он не должен засыпать, иными словами, возбуждение у него в мозгу не должно снижаться до того уровня, при достижении которого наступает сон, но при этом необходимо вызвать у него торможение потока представлений. Тогда вся масса возбуждения окажется в ведении внушенного представления.

Скорее всего, некоторые мечтательные люди могут самопроизвольно погружаться в гипнотическое состояние, когда на фоне привычных грез возникает аффект. Возможно, в том числе и по этой причине в анамнезе истерии столь часто обнаруживаются два патогенных фактора, имеющих решающее значение: влюбленность и уход за больным. Тоскуя по недосягаемому возлюбленному, человек «уходит в себя», теряет чувство реальности, сознанием его овладевает аффект, и все мысли его замирают; необходимость соблюдать тишину во время ухода за больным, концентрация внимания на одном предмете, потребность прислушиваться к дыханию больного – все это создает почти такую же атмосферу, в какой обычно применяются многие методы гипноза, и вызывает у погруженной в забытье сиделки сильный аффект, чувство тревоги. Быть может, подобное состояние уступает самогипнозу только по силе воздействия, но, по существу, от него не отличается и в него переходит.

Единожды погрузившись в гипноидное состояние, человек начинает погружаться в него всякий раз, когда попадает в подобную обстановку, в результате чего два естественных душевных состояния, бодрствование и сон, дополняются третьим гипноидным состоянием, что наблюдается и в том случае, если человека часто погружают в искусственный сон под гипнозом.

Способен ли человек самопроизвольно погружаться в гипноидное состояние не только под воздействием аффекта, но и вследствие врожденной склонности к самогипнозу, я не знаю, но полагаю, что это вполне возможно. Ведь способности больных и здоровых людей в этом отношении столь различны и некоторые из них с такой легкостью поддаются искусственному гипнозу, что само собой напрашивается предположение о том, что последние способны погружаться в гипноз и самопроизвольно. Быть может, погруженность в мечты и не может обернуться самогипнозом, если у человека нет к нему предрасположенности. Так что, я вовсе не намерен утверждать, что механизм возникновения гипноидного состояния, изученный на примере Анны О., действует у всех истериков.

Я веду речь о гипноидных состояниях, а не о самом гипнозе, поскольку разграничить эти состояния, оказывающие столь ощутимое влияние на развитие истерии, крайне трудно. Быть может, погруженность в мечты, которую выше мы назвали предварительной стадией самогипноза, и затяжной аффект сами по себе могут оказать такое же патогенное воздействие, какое оказывает самогипноз. По крайней мере, известно, что испуг подобное влияние оказывает. Торможение потока представлений, при котором сознанием овладевает яркое аффективное представление (об опасности), роднит состояние, вызванное испугом, с погруженностью в мечты, проникнутые аффектом; постоянно вспоминая об этом событии, человек снова и снова ввергает себя в прежнее состояние, вследствие чего возникает «гипноидное состояние на почве испуга», позволяющее провести или упрочить конверсию; таков sens, strict, 87 инкубационный период «травматической истерии».

Называя «гипноидными» столь различные с виду состояния, которые приравниваются к самогипнозу на основании сходства их наиболее существенных признаков, мы можем выявить их внутреннее подобие и обобщить соображения, изложенные Мебиусом в статье, выдержки из которой были приведены выше.

87 Sens, strict, (лат., сокр.) – в буквальном смысле.

Впрочем, это определение относится прежде всего к самогипнозу, который способствует развитию истерических симптомов, поскольку благоприятствует конверсии, не позволяет издержать конвертированные представления, вызывая амнезию, и подготавливает почву для расщепления психики.

Коль скоро определенный соматический симптом обусловлен представлением и возникает всякий раз, когда появляется соответствующее представление, умные пациенты, способные на интроспекцию, надо полагать, должны были бы обратить внимание на эту взаимосвязь, зная по опыту, что стоит им лишь вспомнить о каком–то происшествии, как тотчас возникает этот соматический симптом. Разумеется, глубинная связь между причиной и следствием остается для них непостижимой; однако же любой человек знает, какие представления заставляют его плакать, смеяться или краснеть, даже если не имеет понятия о нервном механизме возникновения этих идеогенных феноменов. Иной раз больные действительно обращают внимание на подобные совпадения и отдают себе отчет в том, что такая связь существует; например, по словам одной женщины, слабый истерический припадок (сопровождаемый тремором и учащенным сердебиением) случился с ней впервые из–за сильного душевного волнения, и с тех пор тремор возникает у нее всякий раз, когда какое–то событие напоминает ей о тех переживаниях. Но так происходит далеко не со всеми истерическими симптомами. Чаще всего даже рассудительные пациенты не замечают, что тот или иной феномен возникает вслед за представлением, и принимают его за самостоятельный соматический симптом. Если бы все обстояло иначе, психическую теорию истерии создали бы уже давным–давно.

Возможно, интересующие нас симптомы изначально являются идеогенными, но многократные рецидивы, по выражению Ромберга, «навязывают» их телу, и отныне они зависят уже не от психического процесса, а от изменений, которым подверглась за это время нервная система; таким образом, они обретают самостоятельность и становятся настоящи ми соматическими симптомами. Я не стал бы с порога отметать это предположение, хотя, на мой взгляд, результаты наших наблюдений позволяют обновить теорию истерии именно потому, что свидетельствуют о том, что, по меньшей мере, очень часто это предположение не соответствует действительности. Мы убедились в том, что всевозможные истерические симптомы, не пропадавшие годами, «исчезали раз и навсегда, когда удавалось со всей ясностью воскресить в памяти побудительное событие, вызывая тем самым и сопровождавший его аффект, и когда пациент по мере возможности подробно описывал это событие и выражал аффект словами». В пользу этого утверждения свидетельствуют некоторые эпизоды из приведенных здесь историй болезни. «Перефразируя изречение cessante causa cessat effectus, мы вполне можем сделать из этих наблюдений вывод о том, что побудительное происшествие (т. е. воспоминание о нем) каким–то образом продолжает оказывать воздействие еще в течение многих лет, но не косвенно, не посредством промежуточных звеньев причинно–следственной цепочки, а непосредственно, как возбудитель болезни, подобно душевной боли, воспоминание о которой в состоянии бодрствующего сознания еще долго вызывает слезы: истерики страдают по большей части от воспоминаний».

Но если воспоминание о травме и впрямь напоминает чужеродное тело, которое после проникновения вовнутрь еще долго остается действующим фактором, хотя сам больной не осознает и не замечает это воспоминание в момент его появления, то следует признать факт существования бессознательных представлений и их влияния на состояние человека. Впрочем, в ходе анализа истерических феноменов мы не смогли обнаружить разрозненные бессознательные представления и убедились в правоте известных и заслуживающих всяческих похвал французских исследователей, которые доказали, что крупные комплексы представлений и сложные психические процессы, имеющие большие последствия, остаются у многих больных совершенно бессознательными, хотя и соседствуют с сознательной психической деятельностью; кроме того мы убедились в том, что у больных происходит расщепление психики, изучение которого имеет решающее значение для понимания сущности истерии и вызываемых ею осложнений. Позволим себе совершить небольшой экскурс в эту неизведанную и труднопроходимую область; поскольку нам необходимо уточнить значение прозвучавших здесь определений, мы надеемся, что это обстоятельство в какой–то степени оправдает наши отвлеченные рассуждения.

Примечания

«Ибо разны и ликом не схожи // Скрытый гнев и прорвавшийся гнев» – цитата из трагедии «Мессинская невеста» Шиллера.

В повести о брадобрее Мидаса, который... выкрикнул заветное слово в заросли камыша... – согласно одному из многочисленных мифов о царе Мидасе, Апполон повелел, чтобы у Мидаса выросли ослиные уши в наказание за то, что Мидас, будучи судьей на музыкальном поединке между богами, отдал предпочтение Пану. С тех пор Мидас всегда появлялся на людях в особом головном уборе, который скрывал его ослиные уши. Об этой особенности царя стало известно его брадобрею, который поклялся хранить молчание, но, изнывая от желания рассказать об увиденном, выкопал на берегу реки ямку и шепнул в нее: «У царя Мидаса ослиные уши!» Вскоре тайна царя Мидаса стала известна всем, поскольку на этом месте вырос тростник, в шелесте которого можно было расслышать слова брадобрея (СП.).

В статье Бенедикта, выпущенной в 1889 году и перепечатанной в 1894 году в трактате «Гипнотизм и внушение»... – см. прим. 7.

В «Кинестезии» Маха... – Мах, Эрнст (1838 – 1916) – выдающийся австрийский физик, философ и психолог. Работа Маха под названием «Основные положения учения о кинестезии» увидела свет в 1875 году (Mach, Ernst. Grundlinien der Lehre von den Bewegungsempfindungen. Leipzig: Engelmann, 1875). Max, возглавивший в 1895 году кафедру истории и теории индуктивных наук в Венском университете, поддерживал дружеские отношения с Брейером, который принимал участие в его исследованиях функций вестибулярного аппарата. Занимаясь экспериментальными исследованиями зрительного, слухового и двигательного восприятия, Мах сконструировал прибор для изучения двигательных иллюзий («барабан Маха») и разработал метод анализа воспринимаемого движения, основанный на том, что веки испытуемого фиксировались с помощью мягкой замазки. Книга Маха, впервые изданная в 1886 году и содержащая описание этих опытов, имелась и в личной библиотеке Фрейда (Mach, E.: Die Analyse der Empfindungen und das Verhaltnis des Physischen zum Psychischen. Jena: Gustav Fischer 1919; в русском переводе «Анализ ощущений и отношение физического к психическому», 2 изд., М., 1908). В 1886 г. Мах выдвинул тезис, согласно которому физические и психические явления имеют единый субстрат – «нейтральный опыт», состоящий из «элементов опыта» (СП.).

Ретенционная истерия – термин Фрейда и Брейера в целесообразности которого Фрейд сомневается уже в «Исследованиях истерии». Ретенция (лат. retentio – удержание) в психотерапевтическом смысле предполагает удержание внушения (В.М.).

Симптом... «сверхдетерминирован»... Здесь впервые появляется понятие «сверхдетерминированный» , которым Фрейд активно пользуется в этой книге и дальше. Причем, сверхдетерминированность в «Исследованиях истерии» используется и как совокупность различных детерминированность порождающих бессознательные содержания факторов, и как разнородность бессознательных элементов, выстраивающихся в различные ассоциативные цепочки (В.М.).

Я обязан господину ассистенту д–ру Паулю Карплюсу... – Карплюс, Пауль – коллега Брейера, ассистент Крафта–Эббинга, с 1893 года лечащий врач Анны фон Либен и муж ее дочери Валерии (СИ).

По выражению Ромберга, «навязывают» их телу... – Ромберг, Генрих Мориц (1795–1873) – выдающийся немецкий невролог, директор больницы при берлинском университете, автор первого систематического трехтомного «Учебника нервных болезней человека», на который и ссылается Брейер (Lehrbuch der Nervenkrankheiten des Menschen. Berlin, Alexander Duncker, 1840–1846. S. 192). Два тома этого учебника, который был признан классическим, имелись в личной библиотеке Фрейда (Romberg, Moritz Heinrich: Lehrbuch der Nervenkrankheiten des Menschen, Bd. 1–2, Berlin: Alexander Duncker 1840–46) (СП.).